Исповедническое служение протоиерея Александра Макова на Кубани и в Чернигове

В статье известного украинского историка, научного сотрудника Института истории Украины Национальной академии наук Украины Сергея Шумило исследуется жизнь и служение православного исповедника протоиерея Александра Макова (1881-1985), пережившего революцию и гражданскую войну, обновленческий раскол, гонения на веру, репрессии и катакомбное служение в СССР. В 1920-е гг. в городе Краснодаре он был единственным православным священником, оставшимся верным Патриарху Тихону, тогда как остальные клирики города во главе с правящим архиереем отпали в обновленческий раскол. Не имея в Краснодаре ни одного «тихоновского» православного храма, он в 1922-23 гг. впервые перешел на катакомбное положение и стал совершать богослужения на дому. Получив от Патриарха Тихона особое благословение, он принимал через покаяние из обновленчества в православие священников на Кубани.

Отец Александр неоднократно арестовывался и преследовался советской властью. Отбыв длительный срок в концлагерях и ссылках, ему было запрещено проживание на Кубани и в крупных городах СССР. Скрываясь от гонителей, он переехал в г. Чернигов (Украина), где организовал катакомбную общину и нелегально совершал богослужения на дому вплоть до своей кончины в 1985 году. Поскольку после переезда в Чернигов и перехода на нелегальное служение о нем не было больше достоверных сведений, принято было считать, что он погиб в период массовых сталинских репрессий в 1937-39 гг. На основании этого мнения сведения о нем, заимствованные из книги протопр. Михаила Польского, были внесены в списки новомучеников и исповедников российских, поданные на прославление Собором РПЦЗ в 1981 году. На тот момент о. Александру Макову должно было быть ровно 100 лет и особых надежд, что он мог выжить в горниле гонений до таких преклонных лет, ни у кого уже не было. Однако на самом деле о. Александр Маков в 1981 году был еще жив, продолжая нести свое исповедническое служение на катакомбном положении. Преставился он 17 марта 1985 г. на 104 году жизни, даже не подозревая, что уже четвертый год почитается не только как погибший, но и как «святой исповедник». Подобный прецедент с прижизненной канонизацией не имеет аналогов в истории Церкви.

Начало почитанию новомучеников в Русской Церкви было положено еще на заре большевистских гонений против нее на Всероссийском Поместном Соборе 1917-1918 гг., где в Определении от 5/18 апреля 1918 года благословлялось собирать сведения о пострадавших за веру пастырях и устанавливалось «ежегодное поминовение в день 25 января или в следующий за сим воскресный день всех усопших в нынешнюю лютую годину гонений исповедников и мучеников».

Тогда же Собором были созданы первые Комиссии, начавшие сбор сведений о новомучениках и исповедниках. Однако, с окончательным установлением советской власти на территориях бывшей Российской империи, ужесточением цензуры и началом повсеместных и массовых репрессий против инакомыслящих, попытки легально собирать сведения о гонимых и замученных коммунистическим режимом пастырях и верующих оказались в СССР фактически невозможными. Сам факт сбора таких сведений репрессивными органами ОГПУ-НКВД приравнивался к «антисоветской деятельности», подлежавшей суровому наказанию вплоть до длительных тюремных сроков, а то и расстрелов. В сложившейся ситуации репрессий и цензуры продолжить свободное исполнение упомянутого постановления Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг. могли, как правило, лишь эмигрантские церковные деятели и организации.

Однако работа эта была крайне осложнена из-за отсутствия достоверных сведений о судьбах репрессированных. Многие сведения основывались на устных свидетельствах, с трудом просачивавшихся из-за «железного занавеса», перепроверить которые было практически невозможно. И все же, не смотря на все трудности, работа эта велась. Время от времени удавалось различными нелегальными каналами получать сведения и даже документы из СССР. В 1949 году в РПЦЗ увидел свет первый том книги «Новые мученики Российские», составленной протопресвитером Михаилом Польским – бывшим узником советских концлагерей, чудом сумевшим нелегально пересечь границу и бежать из СССР. Остаток жизни он посвятил собиранию сведений о гонимых пастырях на Родине. В 1957 г. им был издан второй том этого мартиролога. Труд о. Михаила был первым наиболее полным и систематизированным собранием сведений о новомучениках и исповедниках в подъяремной советской России. Сборники о. Михаила Польского легли в основу формирования списка новомучеников и исповедников российских, который был в 1981 г. представлен на Архиерейский Собор РПЦЗ, впервые совершившей тогда их церковное прославление.

Одним из исповедников, попавших в списки РПЦЗ на основании книги о. Михаила, был протоиерей Александр Маков. В списках на прославление 1981 г. он значился под номером 24.

В книге протопр. М. Польского об о. Александре подана лишь краткая справка, в которой сообщалось о его героическом противостоянии обновленчеству в 1920-е гг. на Кубани и пережитых гонениях за веру. Заканчивалась справка информацией следующего содержания: «Пастырь долгое время жил в Чернигове со своей семьей, состоявшей из жены и трех детей… Дальнейшая судьба отца Александра неизвестна».Слова о неизвестности судьбы пастыря привели к тому, что его стали считать в годы сталинских репрессий. На основании этого мнения он и был внесен в списки новомучеников и исповедников российских, поданных на прославление Собором РПЦЗ в 1981 г.

Однако сегодня доподлинно известно, что о. Александр Маков в 1981 году был еще жив, продолжая нести свое исповедническое служение в Чернигове (Украина) на катакомбном положении. Этот исповедник преставился 17 марта 1985 г. на 104 году жизни, даже не подозревая, что уже четвертый год в Зарубежной Церкви почитается не только как погибший, но и как «святой исповедник».

Поскольку прецедент с прижизненной канонизацией о. Александра Макова не имеет аналогов в истории Церкви, а сами сведения о его жизни и служении на катакомбном положении в Чернигове никогда не публиковались, рассмотрим здесь его биографию более подробно.

Об о. Александре Макове в литературе можно встретить лишь краткие и обрывочные сведения. В частности, они встречаются в работах протопр. М. Польского, иером. Дамаскина (Орловского), прот. Владимира Козака, М. Каневской (Пурлевской), М. Голощаповой, Н. Кияшкои др.

Предпринятые автором этого исследования поиски сведений об о. Александре Макове в Отраслевом государственном архиве Службы безопасности Украины (ОГА СБУ), Архиве Черниговского областного управления Службы безопасности Украины (бывш. КГБ) и в Государственном архиве Черниговской области не увенчались успехом. В письменном ответе директора архива СБУ А. Когута сообщается, что «в ОГА СБУ и Управлении СБУ в Черниговской области архивного уголовного дела или оперативно-розыскного дела на Макова А. Н. не обнаружено».Как пояснили устно автору этих строк в Черниговском областном управлении СБУ, после провала ГКЧП в 1991 г. в Черниговском областном управлении КГБ были уничтожены практически все документы, касавшиеся оперативных разработок, агентурных доносов и показаний на инакомыслящих и священнослужителей области за период с 1960-х по 1991 г. Этот факт косвенно подтверждается рядом других свидетельств. Среди этих документов, по всей видимости, были уничтожены и материалы по о. Александру Макову, за которым сотрудники КГБ продолжали вести слежки вплоть до его смерти в 1985 году. Не сохранились в Чернигове и документы областного отдела по делам религий. Хранившиеся в одном из кабинетов отдела по ул. Комсомольская(ныне ул. Ремесленная), в 1992-93 гг. большинство из них погибли в результате подтопления. Не исключено, что все они были умышленно уничтожены.

Запросы по поводу сведений о прот. Александре Макове в Государственном архиве Черниговской области, Центральном государственном архиве общественных объединений Украины и Главном управлении Национальной полиции в Черниговской области тоже результатов не дали. Единственное место, где сохранились сведения о прот. Александре Макове, это Черниговское епархиальное управление Украинской Православной Церкви, где в архиве епархии хранится его личное дело.

Также краткие сведения о прот. А. Макове имеются в отчете уполномоченного Совета по делам РПЦ по Черниговской области за второе полугодие 1956 г. в Совет по делам РПЦ при Совете Министров СССР, хранящемся в Центральном государственном архиве высших органов власти и управления Украины.

Поэтому данная биография о. Александра Макова большей частью составлена на основе дневниковых записей прот. А. Макова, переписанных его сыном Иваном Александровичем, сведений из архива Черниговской епархии УПЦ, а также устных воспоминаний его дочери Анны Александровны Маковой-Красновской, местных священников протоиереев Владимира Козака, Алексия Коломийца, Григория Товстогона и  Анатолия Товстогона, а также духовных чад о. Александра. Часть сведений предоставил Константин Радченко, семья которого окормлялась у о. А. Макова. Безусловно, сведения эти нуждаются еще в уточнении и проверке. Однако, при отсутствии других свидетельств, на данном этапе приходится опираться на них.

Родился Александр в семье сельского священника Николая Васильевича и Екатерины Павловны Маковых, в селе Путятино Сапожковского уезда, Рязанской губернии 13(26) ноября 1881 г. Был третьим ребенком. Дед его был диаконом.

В семье было 12 братьев: Константин (род. 1877), Павел (род. 1883), Василий (род. 1885),  и 2 сестры: Мария (1879/1880 – 9(22).11.1976) и Ольга (умерла во младенчестве). Из 12 братьев – 6 выросли, а 6 (младших) умерли в младенчестве.

У Маковых было большое хозяйство, держали 3-4 лошади, которых будущий о. Александр часто пас.

Отец будущего о. Александра был духовным чадом старца Амвросия Оптинского. Когда Саше исполнилось семь лет, вся семья отправилась в Оптину пустынь. Старец Амвросий долго беседовал с юным отроком, давал наставление, как жить дальше. А на прощанье старец благословил заехать в Шамордино, навестить матушку Софию. Пока родители беседовали со схимницей, отрок все время порывался позвонить в колокольчик, который лежал на столе. На прощанье матушка София вдруг сказала, что имеет желание подарить его отроку Александру… Этот колокольчик потом всю жизнь о. Александр хранил как особую святыню и благословение.

Учился в церковно-приходской школе с. Путятино (1888-1889), церковно-приходской школе с. Незнаново (1889-1892), духовном училище в г. Скопине (1892-1896), Рязанской духовной семинарии (1896-1902), Московской духовной академии за казенный счет (1902-1906), которую закончил со степенью кандидата богословия, один из пяти получил диплом с отличием.Рецензентом кандидатской диссертации А. Макова был выдающийся историк, профессор Московской духовной академии и Московского университета, ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской академии наук и председатель Императорского Общества истории и древностей российских Василий Осипович Ключевский .

В годы учебы в АкадемииА.Маков близко дружил с Сергеем Симанским, будущим патриархом Московским Алексием. Они часто вместе гуляли, посещали различные мероприятия, ходили на богослужения, вместе на богомолье в Троице-Сергиевой Лавре познакомились и с Капитолиной Васильевной Лаврентьевой, будущей супругой А. Макова. Впоследствии  патриарх Алексий так писал о своем друге юности: «Прот. Александра Макова я знаю и помню со времени нашего совместного учения в Московской Духовной Академии, и вспоминаю его с любовью».

На втором году обучения в Академии Александр Маков тяжело заболел засорением желчных протоков, лежал в Москве, в клинике профессора Павлинова. В 1904 г., во время третьего года обучения в Академии, тяжело болел сыпным тифом, его поместили в бараке для мертвых, где он пролежал без сознания 17 дней. Как он сам потом рассказывал, выздоровел по молитвам праведного Иоанна Кронштадтского. Все дни болезни около него находилась будущая супруга КапитолинаЛаврентьева, которая была духовной дочерью, близким и преданным чадом святого праведного о. Иоанна Кронштадтского. Видя безвыходность положения, она дала телеграмму прав. Иоанну: «Юноша одинаковых с нами взглядов тяжело болен. Прошу помолиться». Вскоре последовал ответ: «Молюсь. Протоиерей Иоанн». И юноша стал быстро поправляться. Всю оставшуюся жизнь Александр Маков чтил память святого Иоанна Кроштадтского, книга которого «Моя жизнь во Христе» стала для него настольной.

По свидетельству А. Макова, в годы учебы в академии он был близок с инспектором Московской духовной академии профессором-архимандритом Иосифом (Петровых), впоследствии ставшим митрополитом Петроградским.

В 1905 г. Академия бунтовала. В бунт частично был вовлечен и преподавательский состав. Для срыва занятий студенты разъехались по домам. Но Александр Маков и еще четыре студента продолжали ходить на все занятия, хотя им и угрожали. Благодаря этому Академия не была закрыта, поскольку митрополит Владимир (Богоявленский) сказал: «Даже если останется один студент – занятия не прекращать». Постепенно студенты вернулись и бунт прекратился.

24 июля 1906 г. Александр вступил в брак с Капитолиной Васильевной Лаврентьевой (род. в 1874). Венчался в Москве в храме св. мчч. Бориса и Глеба. Благословение на этот брак преподал святой Иоанн Кронштадтский, который был духовником Капитолины Васильевны.

Отец Александр был рукоположен во диакона (05/18.08.1906) и священника (06/19.08.1906) в Троице-Сергиевой Лавре епископом Волоколамским Евдокимом (Мещерским), викарием Московской епархии и ректором Московской духовной академии. Как выпускник бунтовавшего курса Академии получил отказ от места в Москве и был направлен в Екатеринодар.

В августе 1906 г. епископом Ставропольским и Екатеринодарским Агафодором (Преображенским) назначен священником войскового «казачьего» Александро-Невского собора г. Екатеринодара.

Тогда же пастырь был назначен классным наставником и законоучителем Екатеринодарской I-й мужской гимназии. Преподавал в Посполитанинском училище и Мариинском институте. Также состоял экзаменатором по Священному Писанию Ветхого и Нового Заветов в испытательной комиссии для кандидатов во священство. 1 сентября 1906 г. отец Александр был назначен священником Введенской церкви г. Екатеринодара.

Три года у молодой четы не было детей, и они  усыновили двух сирот, каждый своего ученика: матушка Капитолина – девочку Надю (впоследствии была учительницей, рано умерла от холеры), отец Александр – мальчика (окончил юридический факультет Московского университета, погиб на гражданской войне). Позже родилось трое детей: Анна (1909 – 04.12.1993), Иван (5 или 11.02.1911 – 08(21).07.1987), Георгий (1917 – ноябрь 1942).

Отец Александр принимал участие в отпевании убитого 13 апреля 1918 г., при неудачном штурме Екатеринодара белого генерала Л.Г. Корнилова, в отпевании наказного атамана Кубанского казачьего войска М. П. Бабыча, генерал-майора Гейдемана, генерал-майора Дроздовского, полковника Морозова и других лидеров Белого движения на Кубани. Активно поддерживал создание Временного высшего церковного управления на Юго-Востоке России.

В мае 1918 г. пастырь был переведен епископом Кубанским и Екатеринодарским Иоанном (Левицким) в Покровскую приютскую церковь («Убежинская церковь»). 13 июня 1919 г. епископ Иоанн перевелотца Александра настоятелем Ильинского храма.

Перед наступлением Красной армии о. Александру предлагали эмигрировать вместе с отступавшими частями Белой армии, однако он отказался, оставшись служить в Екатеринодаре.

В начале 1920 г. был арестован ЧК вместе с несколькими другими священниками и отправлен в Ростов-на-Дону, где при местной тюрьме исполнял трудовые повинности молотобойцем на кузнице. В июне 1920 направлен в Воронежский лагерь, где, из-за нехватки грамотных, одновременно работал бухгалтером в Губкомхозе.

Освободился отец Александр в декабре 1921, но места в Краснодаре не получил, и с женой и сыном Иваном возвратился в Воронеж, где служил в местной Ильинской церкви до конца марта 1922 г.

В апреле 1922 г. священник возвратился в Краснодар и стал настоятелем храма святого пророка Илии. Перед этим  епископ Кубанский Иоанн хотел направить о. Александра священником в отдаленную станицу на берегу Азовского моря, но отец Александр отказался. Прихожане Ильинского храма держали храм запертым, пока епископ Иоанн не дал согласия на возвращение о. Александра.

В мае 1922 г. Патриарх Тихон был заключен под домашний арест, а управление Церковью попыталось захватить в свои руки созданное при поддержке ГПУ обновленческое «Высшее церковное управление» (ВЦУ). В Краснодар из Москвы был направлен протоиерей Федор Делавериди с директивами от ВЦУ утвердить «Живую Церковь» на Кубани. Был созван епархиальный съезд, поддержавший обновленческий раскол. Отец Александр Маков отказался признавать его решения и продолжал признавать лишь Патриарха Тихона, поминая его и викарного епископа Ейского Евсевия. Второй священник и диакон Ильинского храма скрылись, опасаясь репрессий. Отца Александра вызвали в ГПУ, потребовав подписать признание «Живой Церкви», но о. Александр отказался.

Протопресвитер Михаил Польский писал: «Один о. Александр на весь город не явился на этот съезд и не признал «Живой Церкви», перестав возносить молитвы за правящего Архиепископа Иоанна, заменив такового вновь признанным им Епископом Евсевием Ейским. Маков подвергся травле как со стороны духовных властей города, так и гражданских. Газеты писали, что у нас в городе имеется «черный ворон», оставшийся один верным контрреволюционному Патриарху Тихону, которого он не переставал поминать вслух во время службы. Дошло до исключительного безобразия, когда под праздник Воздвижения Креста Господня явились представители местного Епархиального Управления – два священника, одного из которых народ просто не допустил в храм, а другой, пробравшись на амвон, стал зачитывать решение Епархиального Управления обратиться к советской власти с просьбой выселить священника Макова за пределы Кубанского края, как сеющего церковную смуту. О. Александр стоял перед закрытыми царскими вратами. Народ шумел, а затем, не дав закончить священнику Фоменко, просто стащил его с амвона и силой удалил вон из храма. О. Александр открыл царские врата и, уже облаченный, вышел и сказал молящимся слово, поясняя, что считает своим долгом оставаться на своем посту, как часовой, вверяя свой дальнейший путь воле Божией».

По настоянию Ф. Делавериди и с санкции обновленческого ВЦУ архиепископ Кубанский Иоанн (Левицкий), примкнувший к обновленческому расколу, наложил на о. Александра запрет в священнослужении, но тот бумагу не принял, заявив, что обновленческим епископам не подчиняется.

2 октября 1922 г. протоиерей Ф. Делавериди, сотрудничавший с ГПУ, запер Ильинский храм, отобрав ключи у членов церковного совета. Согласно его утверждениям, этот приход «являлся рассадником самого грубого фанатизма и религиозного шарлатанства».

Исследователь истории обновленческого раскола на Кубани Н. В. Кияшко так описывает происходившие события: «В епархию прибыл протоиерей Федор Делавериди, позже получивший должность уполномоченного обновленческого Высшего Церковного Управления (ВЦУ). Благодаря его вмешательству, в самые короткие сроки Кубчероблисполкому и облполитотделу в 1921 г. удалось подчинить себе Епархиальное управление. Как характеризовал сам Ф. Делавериди 1921 и 1922 г.: «Церковная жизнь на Кубани… протекала в заботах расположить духовенство, а через них верующих к соввласти, в создании из духовенства послушного орудия в руках Епархиального управления для проведения через него заданий Соввласти». /…/ После официального утверждения в крае обновленчества Ф. Делавериди начал принимать в отношении своих противников радикальные меры, но они не находили поддержки со стороны властей. В первую очередь он начал бороться с настоятелем Ильинского храма священником Александром Маковым, которого с санкции ВЦУ объявил запрещенным в священнослужении /…/ Не признавая над собой власти «живоцерковников», отец Александр продолжал совершать богослужения и поминать патриарха Тихона. Чтобы предотвратить усиливающееся в городе влияние А. Макова уполномоченный ВЦУ изъял из Ильинского храма антиминс, официально объявил настоятеля отлученным от Церкви и закрыл храм, отобрав ключи у членов церковного совета Мерцалова и Маслова. По его собственному мнению этот приход «являлся рассадником самого грубого фанатизма и религиозного шарлатанства». Однако уже 4 ноября 1922 г. прихожане добились открытия Ильинского храма, и в нем стали служить о. Александр Маков и поддержавший его о. Александр Пурлевский (впоследствии епископ Фотий).

Позже, когда обновленческий раскол на Кубани стал угасать, о. Александр Маков получил от Патриарха Тихона благословение принимать через покаяние бывших обновленческих священников. Как отмечает протоиерей В.Козак, лишь после получения от о. А. Макова письменного свидетельства о принятии в православие таких священников народ принимал их на приходы. По свидетельствам о. Александра, осенью 1922 г. епископ Иоанн (Левицкий) присылал к о. Александру посла для переговоров, будто бы еп. Иоанн хотел вернуться обратно под омофор Патриарха Тихона. На это о. Александр ответил, что принять покаяние епископа может, а допустить к священнослужению не правомочен, ввиду ареста Патриарха он должен сам решать этот вопрос.

Вечером 16 декабря 1922 г. о. Александр Маков и о. Александр Пурлевский были арестованы. Их посадили в фаэтон, закрыли верх и поставили на подножках вооруженную охрану. Вот как об этих событиях вспоминала Мария Александровна Каневская (в девичестве Пурлевская) – дочь епископа Фотия:

«Власти тогда поддерживали обновленчество и священников, вступивших в «Живую церковь». «Тихоновцев» же — так тогда называли людей, подчинявшихся Патриарху Тихону, — всячески преследовали. В городе все церкви были обновленческими, кроме одной — Ильинской (правда, и она продержалась недолго). Настоятелем Ильинской церкви был о. Александр Маков — человек великой силы воли и борец за чистоту Православия. С сентября 1922 года о. Александр Пурлевский и о. Александр Маков стали служить в Ильинской церкви вместе. С тех пор их судьбы на годы соединились. В своих проповедях они обличали обновленчество, разъясняли сущность раскола. Церковь всегда была переполнена. В конце 1922 года (примерно в ноябре-декабре) в один день и час моего отца и о. Александра Макова арестовали. Был произведен тщательный обыск — все перерыли, перевернули, даже в печку заглядывали. Случилось так, что когда забирали отца, я, девочка семи лет, была дома одна. Я очень плакала, а потом пришла мама — и потеряла сознание. Было два свидания через деревянные барьеры: по одну сторону — заключенные, по другую — родственники, на расстоянии полутора метров. Меня подняли и посадили на барьер. Я ничего не могла сказать папе, потому что боялась расплакаться, а плакать мне запретили, чтобы не расстраивать папу. После пяти месяцев тюрьмы папу и о. Александра Макова выслали в Среднюю Азию».

Срок ссылки составлял два года. С пастырями выехали вся семья Пурлевских и матушка Капитолина Макова с дочерью Анной, а сыновья остались на попечении сестры матушки Капитолины, схимонахини Антонии (Анны Васильевны Лаврентьевой) и приемной дочери.

В Ташкент ссыльные священники добирались по этапу через Ростов, Дербент, Баку, Каспийское море, Красноводск, а потом целый месяц ехали в переполненном товарном вагоне. В Ташкенте о. Александр Маков познакомился с будущим епископом Лукой (Войно-Ясенецким).

В Ташкенте их не оставили, а перегоняли с места на место. За два неполных года они сменили 6 мест. Сначала Ташкент (май 1923), затем Самарканд, Джизак (5 месяцев, 22 мая – октябрь), Пенджикент (4 месяца, октябрь 1923– март 1924), потом опять Самарканд (2/15.04.1924 – июль 1924) и Турткуль.

Мария Александровна Каневская (Пурлевская) так вспоминала о тех событиях:  «Мы поехали за отцом всей семьей, а за о. Александром поехали жена и дочь, а сыновья остались в Краснодаре у родственников. Ехали мы в товарном вагоне целый месяц. К сожалению, следовать за отцом везде мы не смогли, потому что его перегоняли с места на место. За два года он переменил шесть мест, иногда таких, куда доехать можно было только на верблюдах.

Мы были с отцом в Ташкенте, Самарканде, а в Джизаке отстали. Нужно было что-то есть. Мама устроилась на работу. Поселились в заброшенном доме с земляными полами. В углу был сделан насест для кур, мы жили вместе с ними; но они нас кормили. Условия были антисанитарные, и я заболела местной болезнью — «пиндинкой». Незаживающие раны покрывали лицо, руки, ноги. Я была на грани потери зрения».

В этот период духовником семьи Маковых был иеросхимонах Алексий (Соловьёв) Зосимовский, старец Смоленской Зосимовой пустыни, известный тем, что на Поместном Соборе вынимал жребий новоизбранного Патриарха Тихона (Белавина). Старец наставлял семейство твердо придерживаться «тихоновской линии».

Находясь в ссылке, о. Александр Маков продолжал свою борьбу с обновленчеством, и когда выдавалась возможность послужить в церкви, всегда поминал Патриарха Тихона.В Джизаке семьи Маковых и Пурлевских отстали от своих отцов. В Пенджикенте о. Александр заболел тропической малярией и был возвращен в Самарканд. Из Чарджуя в Турткуль выехали первым пароходом в июле 1924 г.

В ноябре 1924 года обоим священникам пришло досрочное (на два месяца) освобождение. В это время они находились в Турткуле на реке Аму-Дарья. Река была уже несудоходна, а другого пути не было. Оставалась одна возможность: плыть на лодках, которые на канатах будут тянуть по берегу вдвоем. О. Александр рассказывал: «Мы шли вдоль берега, как бурлаки на Волге». Путь этот был очень опасен, но они все же решились на него. Выехали 22.11.1924. Во время пути они неотступно молились. Провизию привязывали к мачтам, чтобы ночью не съели шакалы. Два раза они тонули, их лодки со всем привязанным имуществом опрокидывались, но они спаслись и благополучно прибыли в Чарджуй 19.12.1924, преодолев около 380 км вверх по течению. В Самарканде их ожидали семьи. Отсюда они выехали пассажирским поездом и за три дня добрались до Москвы.

Когда возвращались из ссылки, то о. Александр увидел сон – две руки и между ними цепочка с крестом. И голос говорит: «Это крест Сергея Мечева». Поэтому приехав в Москву, о. Александр первым делом разыскал здесь о. Сергия Мечева, не принявшего нового стиля. О. Александр Маков прислушивался к мнению о. Сергия и иногда шутя называл себя «мечевцем».

В конце ноября 1924 года отцы Маков и Пурлевский вернулись в Краснодар. Поскольку все храмы в городе были заняты обновленцами, богослужения им пришлось совершались нелегально в «хатах» (с украинского – домах) верующих. Так на Кубани появились первые катакомбные домовые («хатные») храмы, а самих «тихоновцев», не принявших обновленчество, здесь стали называть «хатниками» или «маковцами». Иерей Александр Маковчасто ездил по станицам, где служил литургии в частных домах. Также он учил, чтобы в отсутствие православного «тихоновского» священника верующие сами собирались в домах и молились мирским чином: читали вечерню и утреню. Как правило, о. Александр приезжал в станицы и служил по домам литургию рано утром или ночью, чтобы к 6 часам утра все было окончено. Местные власти об этом знали, но не трогали – их устраивало, что к утру никакого собрания людей уже не было.

Мария Александровна Каневская (Пурлевская) вспоминала о тех событиях: «Богослужения совершались тайно, под страхом ареста, в различных надежных домах, в ночное время. Помню дом Терещенко и дом Мишиных — на Дубинке. Варвара Ильинична Мишина, дочь духовных чад моего отца, в доме которых иногда совершались богослужения, жива. Остальных фамилий не помню. Эти тайные богослужения — всенощные, Литургии — поддерживали верующих морально, давали им силу духа. Создалась православная община «тихоновцев»».

Другой очевидец и участник тех событий – супруга местного православного священника М.К. Голощапова – так вспоминала о тех событиях: «Служили по домам и о времени и месте службы сообщали шепотком и не кому-зря. Собирались по три-четыре семьи зараз, а остальные молились дома /…/. О. А.М. [Александр Маков] во время обновленчества особенно настаивал на том, чтобы священники запасались антиминсами, ибо православный священник, если не имеет антиминса и выгнан из храма обновленцами, то не может совершать службы на дому».

В 1925 о. Александр Маков был в Москве у митрополита Крутицкого Петра (Полянского), беседовал о положении Кубанской епархии. Во время встречи святитель выдал ему два новых антиминса.

В результате многочисленных обращений и хождений по различным инстанциям, общине о. Александра Макова в мае 1925 г. удалось добиться в Краснодаре передачи им в пользование Георгиевской церкви. Настоятелем был избран о. Александр Маков. Вторым священником здесь служил протоиерей Александр Пурлевский, диаконом – о. Иаков Могилевский. Прежний настоятель Георгиевского храма о. Василий Денисов принес покаяние за уклонение в обновленческий раскол и так же остался служить в храме.

После открытия единственного «тихоновского» храма в Краснодаре многие священники из сельской местности стали приезжать в Георгиевскую церковь, принося публичное покаяние. О. Александр Маков выдавал им справку о совместном служении, что принималось как свидетельство о том, что данный священник отныне православный. Гражданская власть требовала прекратить эти публичные покаяния обновленческих священников, угрожая арестом о. Александру Макову, который ответил: «Я должен выполнять приказ Патриарха».

В этот период в поддержку о. Александра Макова написал письмо из Иерусалима (от 21 февраля 1926 г.) архиепископ Анастасий (Грибановский), будущий Первоиерарх РПЦЗ, которое впервые публикуется в приложении к этой статье. Также о. Александр в этот период по вопросам борьбы с обновленчеством состоял в переписке с монахом Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря о. Феодором, который был родом из Екатеринодара.

Активная антиобновленческая деятельность священников «тихоновского» Георгиевского храма не могла не привлечь к себе внимания советской власти, поддерживавшей обновленчесский раскол, и в ночь с 1 на 2 марта 1927 года о. А. Маков и о. А. Пурлевский были вновь арестованы. Вскоре был арестован и о. Василий Денисов (умер в ссылке). Здесь, в тюремном заключении, о. А. Маков впервые узнал о Декларации митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности к советской власти, опубликованной массовым тиражом в 1927 году в официальном органе ВЦИК СССР «Известиях». Особенно о. Александра, переносившего в этот момент все скорби и тяготы советского «правосудия», удивил призыв к духовенству «радости и успехи» советской власти  считать «радостями и успехами» Православной Церкви, а «неудачи – нашими неудачами». Отец Александр посчитал этот документ фальшивкой и провокацией, направленной на очередной ново-обновленческий раскол в Церкви.

После четырех месяцев пребывания в краснодарской тюрьме, он был отправлен по этапу в ссылку в Казахстан на 3 года. Выслан в Актюбинск через Ростов, Москву, Самару, Кзыл-Орду.

Как вспоминала Мария Александровна Каневская (Пурлевская), «деятельность священников не могла не привлечь к себе внимания. В начале марта 1927 года всех троих, о. Александра Макова, о. Александра Пурлевского и о. Василия Денисова, ночью арестовали и через четыре месяца выслали по этапу. Было это в июле. Около тюрьмы собрались родственники и некоторые прихожане. День был жаркий. Все волновались. В конце дня арестованных вывели под конвоем, но не через основные ворота, а через боковые. Нас разделяли огороды. Люди бросились через огороды на другую сторону. Мы догнали этап и пошли сзади. Папа сидел на телеге с вещами и благословлял народ. Все плакали. На этот раз мы за отцом поехать в ссылку не могли, так как мама тяжело заболела — раком. В пути священников разъединили».

Одновременно, после ареста, сергиевским епископом Краснодарским и Кубанским Иннокентием (Летяевым), ранее перешедшим из обновленчества, о. А. Маков был вновь запрещен в священнослужении «в пределах Кубанской епархии».

По рассказам о. А. Макова, во время пересылки по этапу он трижды попадал в камеру смертников. В одной из них каждый четверг чекисты на выбор забирали по несколько узников и расстреливали. Отец Александр каждый день готовился к смерти, но горькая чаша его миновала.

Однажды о. Александр попал в камеру, где находились изможденные истязаниями на допросах несколько священников и один архиерей. Не имея св. мощей, о. Александр совершил службу прямо на груди епископа. Затем всех поисповедовал, причастил и в конце со всеми простился. Утром их увели на расстрел, а отца Александра отправили дальше по этапу.

Во время ссылки в Актюбинске о. Александр был регентом в местном храме. В ноябре 1928 г. о. Александр из Актюбинска через Челкар был отправлен в Иргиз, где он жил еще с одним священником. Питались они чем придется, часто претерпевая голод. Чтобы не умереть, просили у местных жителей кости баранов, которые те выбрасывали собакам, и отваривали их по несколько раз, пока они не становились как мел.

В ноябре 1929 г., к окончанию срока ссылки, в Иргиз приехал сын Иван Маков, а в марте 1930 г. закончился срок ссылки о. Александра. Ему было запрещено проживание в Краснодарском крае, а также в крупных населенных пунктах страны. В тот момент, когда он не знал, где ему жить, прозорливый схимонах Максим (расстрелян в 1937 в г. Бузулук Оренбургской области) прислал к нему двух монахинь с иконой святителя Феодосия Черниговского. Восприняв это благословение схим. Максима как «знак Божий», он решил перебраться в Чернигов.

22 мая 1930 г. он вместе с женой и детьмиприехал в Чернигов. Здесь он пошел на прием к недавно вернувшемуся из заключения архиепископу Черниговскому Пахомию (Кедрову), который принадлежал к умеренному крылу непоминающих митрополита Сергия (Страгородского). Архиепископ Пахомий вместе со своим родным братом архиепископом Житомирским Аверкием (Кедровым) был автором послания, в котором критиковалась Декларация митр. Сергия. Чернигов на тот момент был одним из центров украинского внутрицерковного оппозиционного движения «непоминающих». Во главе его, помимо архиепископа Пахомия, стояли ссыльный викарный епископ Дамаскин (Цедрик), а также авторитетные в городе священники игум. Алипий (Яковенко) и игум. Лаврентий (Проскура). Также к этому движению в городе принадлежали архимандрит Георгий (Смильницкий), игумены Смарагд (Чернецкий), Палладий (Мищенко) и Ефрем (Кислый), иеромонахи Михаил (Корма), Малахия (Тышкевич) и Иннокентий (Козько), иеродиакон Мисаил (Стишковский), иереи Гавриил Павленко и Иоанн Смоличев и другие. В 1936 – 1937 гг. против них НКВД были возбуждены ряд уголовных дел по обвинению в принадлежности к «антисоветскому церковному подполью Инстинно-Православной Церкви на Черниговщине». Среди мирян, активно участвовавших в движении «истинно-православных» в Чернигове, был известный православный писатель Сергей Александрович Нилус. С апреля 1926 по август 1927 гг. он проживал в Чернигове в ссылке, затем вновь был арестован и выслан во Владимирскую губернию, где и умер в 1929 г.

В Чернигове о. Александр Маков знакомится с бывшим духовным сыном о. Иоанна Кронштадского и его глубоким почитателем игуменом Алипием (Яковенко) из села Свинь (Ульяновка), который считался одним из «столпов ИПЦ» на Черниговщине. И хотя 11 ноября 1930 г. о. Алипий был арестован, позже именно в селе Свинь у прихожан о. Алипия скрывался от арестов о. Александр Маков. Архиепископ Пахомий (Кедров) по просьбе о. Александра Макова благословил ему обустроить домовой храм и служить нелегально на дому.

После переезда в Чернигов о. Александр с семьей сначала поселился на квартире в р-не Лесковицы. А вскоре (до 1933 г.) купил у спешно уезжавшего из города священника частный дом по ул. Киевская, 65. Впоследствии здесь он освятил домовой храм в честь св. мученика Иоанна Воина, где нелегально прослужил около 50 лет. На данный момент дом не сохранился. Как рассказывал о. Александр, по приезде в Чернигов он первым делом купил украинско-русский словарь Б. Гринченко, по которому стал усиленно учить украинский язык, чтобы свободно общаться с местными жителями и принимать у них исповеди. Частично украинский язык ему был знаком еще по служению на Кубани, где во многих станицах проживали бывшие переселенцы с Запорожья.

В Чернигове о. Александр регулярно служил литургии тайно на дому, ночью, так чтобы завершить до рассвета. В состав клира Черниговской епархии в это время он сознательно не вступал, желая оставаться на катакомбном положении. Как писал позже прот. А. Маков: «С 1930 года я проживаю в г. Чернигове на положении священника, несущего свое молитвенное домашнее келейное правило, живущего личным трудом и находящегося на иждивении своих детей. За все время моего здесь пребывания я не порывал молитвенного общения с Православною Российскою Церковию».

Хотя о. Александр принципиально отвергал Декларацию митрополита Сергия (Страгородского) как недопустимый компромисс с безбожием, но при этом воздерживался от полного разрыва молитвенного общения с последователями митр. Сергия. Он сохранял общение как с «непоминающими», так и с теми, кто поминал Заместителя Патриаршего местоблюстителя. Последнего он не считал «отпавшим в ересь» и, принадлежа к умеренному крылу «непоминающих», критически оценивал более радикальные высказывания митр. Иосифа (Петровых) и некоторых его последователей.

Совершая тайно богослужения на дому, в 1930 г. о. Александр устроился на работу на Засолочный завод, где катал бочки. В 1931-1932 гг. работал рабочим на Лозовой фабрике на Лесковице, а в 1933 г. сезонно работал рабочим черниговского лесопитомника. В голод 1932-1933 гг. семья держала коз, а также кормилась запасенным зерном, купленным еще перед голодом.

1 марта 1933 г. закончился срок нахождения под надзором НКВД. Вскоре, в августе, к о. А. Макову приехал протоиерей А. Пурлевский. У него только закончился срок очередной ссылки и он поехал в родной Краснодар, но там, под угрозой ареста, власти от него потребовали покинуть город в течение суток. Не зная, где голову приклонить, он отправился в Чернигов к о. А. Макову. Отец Александр предложил ему перейти на нелегальное положение и тайно служить с ним на дому, однако о. А. Пурлевский отказался, ответив: «Я не могу выдержать твоей жизни». Мария Александровна Каневская (Пурлевская) так вспоминала о тех событиях:

«Из Краснодара отец (о. Александр Пурлевский, – прим. С. Ш.) поехал к о. Александру Макову в Чернигов. Отец Александр в церкви не служил, но дома совершал богослужения. У него были обширные связи, много духовных детей. Это был незаурядный, очень умный человек. Обладал большой силой убеждения. Он предложил отцу остаться, у него была как бы община. Отец сказал, что поедет принимать монашество, и будет служить открыто. На это о. Александр сказал: “Отче! Тебя расстреляют»”.

К этому времени относится донесение на имя начальника 4 отдела УГБ УНКВД, датированное 27 июля 1937 г. В нем говорилось, что епископ Фотий «известен нам как организатор контрреволюционных групп тайных монахов — особенно на Украине, где эту работу ведёт по его заданию монах МАКОВ, скрывшийся от ареста и проживающий на нелегальном положении возле г. Чернигова».

8 сентября 1941 г. немецкая армия оккупировала Чернигов. За все время оккупации о. Александр так и не вышел из подполья и продолжал служить нелегально на дому. Он не признал ни автономную Украинскую Церковь, ни УАПЦ митрополита Поликарпа (Сикорского). Когда в Чернигов автономным Синодом УПЦ был назначен епископ Симон (Ивановский), о. Александр побоялся вступать с ним в общение. На этой почве у него тогда произошли расхождения во мнениях с архимандритом Лаврентием (Проскоруй) и другими черниговскими клириками, признавшими автономный Синод УПЦ. Впоследствии, в рапорте на имя епископа Черниговского и Нежинского Андрея (Сухенко) от 22 августа 1956 г. протоиерей А. Маков так объяснял свои действия: «В период оккупации Украины немцами я прекратил молитвенное общение с управляющим в то время Черниговской епархией Архиепископом Симоном Черниговским и Нежинским ввиду того, что Архиепископ Симон, а с ним и духовенство Черниговской епархии, как и некоторых других епархий Украинского Экзархата, объявило автокефалию». Что именно в данном случае подразумевал о. А. Маков под «автокефалией» и почему он отказывался признавать Автономную Украинскую Церковь митрополита Алексия (Громадского), сохранявшего единство с Московским Патриархатом, доподлинно неизвестно. В то же время, из писем о. А. Макова следует, что проживая в Чернигове, он продолжал себя считать клириком «Екатеринодарской епархии Православной российской церкви» (ПРЦ). В документах, похоже, он сознательно везде указывал, что «не порывал молитвенного общения с Православною Российскою Церковию», хотя церковной структуры с таким устаревшим «тихоновским» названием давно уже не существовало. По всей видимости, этим объясняется и тот факт, что он воздерживался от присоединения к Автономной Украинской Церкви митрополита Алексия (Громадского), продолжая отождествлять себя с прежней «тихоновской» Церковью.

В ноябре 1942 г. немцами был расстрелян сын о. Александра – Георгий Александрович Маков. Неоднократно получал угрозы сдачи в Гестапо и о. Александр за отказ служить при немцах.

21 сентября 1943 г. Чернигов заняла Красная армия. Архиепископ Черниговский Симон (Ивановский), епископ Панкратий (Гладков) и ряд священнослужителей Черниговской епархии были арестованы НКВД по обвинению в «антисоветской деятельности» и «пособничестве оккупантам». В то же время о. Александру,как священнику, не участвовавшему в церковно-общественной жизни при немцах, в МГБ было предложено дать расписку о сотрудничестве и организовывать деятельность легальных церковных структур под юрисдикцией Синода Патриарха Сергия (Страгородского). Но о. Александр и на этот раз отказался, продолжая тайно по ночам совершать богослужения на дому. С мая 1944 г. он устроился на работу бухгалтером-кассиром в Черниговском государственном историческом музее.

2 февраля 1945 года, вскоре после смерти патр. Сергия (Страгородского), новым патриархом на Поместном соборе РПЦ МП был избран митрополит Алексий (Симанский). В отличие от избрания митр. Сергия, это избрание было признано восточными патриархами. Поэтому многие представители внутрицерковного оппозиционного движения «непоминающих» посчитали, что после смерти патр. Сергия утратила актуальность и оппозиция по отношению к его деятельности. Многие из них, такие как еп. Афанасий (Сахаров), еп. Гавриил (Абалымов) и другие, вступили в общение с патр. Алексием. В Чернигове среди таких бывших «непоминающих», признавших нового патриарха, был архим. Лаврентий (Проскура).   Отец Александр Маков, близко знавший владыку Алексия (Симанского) еще по учебе в Московской духовной академии, тоже признал избрание его патриархом и стал поминать на богослужениях, однако при этом так и остался служить на дому.

Нелегальное служение о. Александра вызывало беспокойство в областном отделе по делам религиозных культов. Назначенный в мае 1954 г. новый архиепископ Черниговский и Нежинский Гурий (Егоров) докладывал в Московскую патриархию об о. Александре, как об «отделившемся от церкви и идущем другим путем».

Отец Александр был очень прямой и всегда честно говорил то, что думал. Особенно он не любил, когда в храмах священники и архиереи нарушали каноны и церковные уставы, сокращали богослужения. Возмущало пастыря и распространившееся в духовной среде доносительство. Также пастырь воздерживался от причащения пар, живущих в невенчанном гражданском браке. Он всегда открыто говорил, что нарушение канонов и церковных уставов чревато «гневом Божиим». За это его невзлюбили некоторые местные священники и епископ. 16 августа 1955 г. архиепископ Гурий (Егоров) наложил на о. Александра запрет на служение в пределах Черниговской епархии. В письме от 25 октября 1955 г. архиепископ Гурий сообщал: «Долгое время проживавший в Чернигове протоиерей Александр Маков, не числящийся в клире Черниговской Епархии, много лет собирал в Чернигове самочинные сборища. После безуспешного увещания я запретил ему служение в пределах Черниговской Епархии».

Более подробно архиепископ Гурий осветил дело в рапорте от 4 ноября 1955 г. на имя московского патриарха: «О. Маков был удален из Краснодара и поселился в Чернигове. Он купил домик и живет около 25 лет в Чернигове со своей семьей. Мне сообщили, что он нередко ездит в Краснодар и другие города для обслуживания верующих.

В течение многих лет о. Маков совершает Литургию, всенощные и различные требы у себя на дому в Чернигове и у верующих в различных городах. Архиепископ Борис в бытность свою правящим Черниговским предлагал о. Макову поступить в клир Епархии и занять место настоятеля в каком-либо приходе, но тот уклонился от назначения. Владыка Борис предлагал ему хотя бы принять участие в служении Литургии. о. Маков однажды служил с Преосвященным Борисом. Еще один раз он причащался Св. Таин в соборе как мирянин (по мнению очевидцев, это он сделал как бы напоказ и вынужденно). Но все это время, около 25 лет, он совершает Литургию и все остальное в своем доме и на квартирах верующих. Иногда он ездит с той же целью в Краснодар и другие города. Собирая у себя верующих для богослужения, он внушает им, чтобы они не посещали храмов, п.ч. духовенство Патриаршей церкви допускает до причащения Св. Таин лиц, состоящих в гражданском лишь браке. /…/ К сожалению, в Чернигове (а я слышал, что и в Краснодаре) создались группы верующих, которые, повинуясь запрещению о. Макова, не посещают православных храмов и молятся только там, где служит о. Маков. Число отпавших от православного общения в группировку о. Макова растет в Чернигове. Об этом мне не раз сообщали черниговские священники.

Месяца два тому назад я пригласил к себе для беседы о. Макова. На мой вопрос, зачем он, будучи православным священником, уклоняется от общения с духовенством Православной церкви и организует самочинные сборища, о. Маков ответил, что он выполняет у себя дома “только келейное правило” и что он состоит в клире Краснодарской Епархии и потому не подчиняется Черниговскому Архиерею. Я спросил, имеет ли он документ от Архиерея, правящего Краснодарской Епархией. Он ответил отрицательно. /…/ Затем я спросил, зачем он собирает у себя дома народ. Он ответил, что он не может выгнать тех, кто приходит к нему.

Тогда я объявил ему, что “я запрещаю ему священнодействовать и совершать для других требы и молитвословия в пределах Черниговской Епархии”. /…/ Он немедленно сообщил мне, что он завтра же уедет из пределов Черниговской Епархии навсегда.

Но, как теперь выясняется, он никуда не уехал, но только увеличил свою конспирацию. /…/ В своих ответах он не говорил прямо, а всегда уклончиво. С большими трудностями удавалось получать от него определенный ответ».  

О катакомбных «маковских» общинах (или «маковцах», как называли его последователей) в разных городах СССР сообщает и настоятель Петропавловского собора г. Бузулук Чкаловской (ныне Оренбургской) области протоиерей Николай Шейнов. В докладной записке на имя архиепископа Черниговского и Нежинского Андрея (Сухенко) от 4 февраля 1957 г. он писал: «о. Маков в некоторых городах, в том числе и в Бузулуке, имел своих духовных чад, к которым периодически приезжал, снабжал запасными Св. Дарами (а м.б. совершал в доме у них и Литургии), которыми они сами причащались. Причем эти его духовные чада с церковью порвали всякую связь, в церковь не ходили, считая священников неправильными. “Неправильными” потому, что допускают до причащения Св. Таин лиц, живущих в браке без венчания. Таких духовных чад его в Бузулуке было несколько семей, из них две, которые ему заявили, что они от церкви не отступят – и им о. Маков разрешил ходить в церковь, добавив, что и он еще послужит в церкви». Далее настоятель бузулукского собора сообщает, что ему стало известно, что одна из последовательниц о. Макова в г. Бузулук «имея у себя в доме больного, не решается пригласить в дом для соборования священника и отказывается ходить в церковь на том основании, что она “выполняет правило” о. Макова». На основании этого бузулукский протоиерей заключает: «Из всего вышеизложенного выходит, что у о. Макова ненормальное отношение к нашей церкви. Как может православный священник запретить ходить в (церковь) храм и иметь общение с Церковью, возглавляемой Святейшим Патриархом Алексием? Не ввел ли он в заблуждение и своего бывшего товарища по академии, патриарха? Зачем он организовал “раскольнические ячейки”  среди православных общин в других городах?»

Положение пастыря изменилось, лишь когда в Чернигов был назначен новый архиерей Андрей (Сухенко), ранее тоже репрессированный, отбывавший срок с 1937 по 1946 гг. в Севураллаге. Сам прошедший через сталинские концлагеря и тюрьмы, издевательства и пытки, владыка Андрей относился с глубоким уважением к священникам, прошедшим через горнило репрессий и гонений за веру и продолжавшим ревностно отстаивать чистоту православия. В факте катакомбного служения на дому о. А. Макова он усматривал не «раскольнические тенденции», но подвиг исповедничества в условиях гонений на веру. На этой почве гонимые архипастырь и пастырь нашли общий язык и даже подружились.

При архиепископе Андрее протоиерей А. Маков впервые был официально зачислен в клир Черниговской епархии. В рапорте на имя московского Патриарха Алексия (Симанского) от 14 ноября 1956 г. архиепископ Андрей писал: «Настоящим почтительнейше доношу Вашему Святейшеству о том, что проживающий в г. Чернигове безместный Протоиерей Александр Маков обратился ко мне с просьбой о причислении его сверхштатным священником к Св. Троицкому женскому монастырю г. Чернигова».

По совету архиепископа о. Александр в августе 1956 г. встречался в Одессе со своим другом юности Патриархом Алексием (Симанским), который очень тепло его принял и признал ранее наложенный на него запрет необоснованным. Тогда же, в Одессе, патриарх Алексий наградил о. А. Макова наперстным крестом с украшениями. Об этом известно из резолюции Патриарха Алексия от 19 ноября 1956 г., в которой он сообщал: «Прот. Александр Маков мною в августе месяце с.г. награжден за продолжительное усердное служение Церкви Божией крестом с украшениями».

На основании полученного от патриарха Алексия благословения архиепископ Андрей (Сухенко) указом от 18 декабря 1956 г. назначил протоиерея А. Макова сверхштатным священником Черниговского кафедрального Спасо-Преображенского собора[1]. При этом о. Александр сам добровольно отказался от «права участия в доходах причта».

Этот факт нашел отражение в секретном докладе уполномоченного Совета по делам РПЦ по Черниговской области Ф.И. Репы за второе полугодие 1956 г. в Совет по делам РПЦ при Совете Министров СССР, где он сообщал, что прот. А. Маков в этом году впервые вступил в общение с патриаршей церковью и был принят в клир Черниговской епархии РПЦ. В частности, он пишет, что прот. А. Маков «с 1930 года живет в городе Чернигов, но до 1956 года церковь не посещал, т.к. не разделял взглядов “теперешнего” духовенства». По словам уполномоченного, присоединение о. Александра к патриаршей церкви произошло после его визита «к патриарху как бывшему школьному другу». Как отмечает Ф. И. Репа, «патриарх своим влиянием, вернее материальной базой, привлек священника Макова на сторону православной церкви в том нормативе, в каком она существует в данное время. По данным архиепископа Андрея, священник Маков стал говеть, посещать и участвовать в проведении церковных служб».

Став священником кафедрального собора, протоиерей А. Маков по-прежнему продолжал совершать нелегальные богослужения у себя дома. По этому факту сотрудники милиции капитан Сумец и старший лейтенант Михайлюк на основе доноса соседей рано утром 15 февраля 1957 г. (около 7 часов утра) на праздник Сретения Господня устроили обыск в частном доме о. Александра Макова по ул. Старо-Киевская, 56, застав о. Александра в полном священническом облачении при совершении богослужения, на котором присутствовало 10 человек. По этому факту сотрудниками милиции был составлен Акт, подписанный понятыми. Отцу Александру инкриминировали нарушение советского законодательства о культах, запрещавшего неподконтрольные или нелегальные богослужения в неотведенных для этого властями местах. Местный Уполномоченный Совета по делам РПЦ Ф. И. Репа в тот же день поставил в известность об этом инциденте архиепископа Андрея, потребовав «принять соответствующие меры к тому, чтобы о. Маков больше не совершал в своем доме этих служб с присутствием на них посторонних лиц». При этом Уполномоченный заявил архиепископу Андрею, что должен будет о происшедшем доложить в Совет по делам РПЦ в Москву.

 О продолжающемся служении протоиерея А.Макова дома было сообщено Святейшему Патриарху Алексию, который указал архиепископу Андрею: «Поручается Вашему Преосвященству передать прот. Макову от моего имени, чтобы он воздерживался от приема для участия в его домашних молитвах людей посторонних, т.к. это может служить для Гражданской Власти основанием к обвинению его в нарушении установленных правил совершения обрядов церковных и молитвословий». Никаких других церковных взысканий или порицаний в адрес о. А. Макова не последовало. Более того, уже в марте 1958 г. архиепископ Андрей представил московскому патриарху список на награждение клириков Черниговской епархии, в котором предлагал прот. А. Макова удостоить высшей священнической награды – права ношения митры.Патриарх Алексий одобрил предложение черниговского архиепископа и 20 июня 1958 г., во время посещения Чернигова, «за усердную и многолетнюю службу Церкви Божией» наградил о. Александра Макова правом ношения митры.

Подобное отношение к опальному и «политически неблагонадежному» катакомбному пастырю вызывало серьезную обеспокоенность в местных органах КГБ. За домом протоиерея А. Макова велось постоянное наблюдение, за ним была установлена слежка, а вся переписка священника вскрывалась на почте и просматривалась. Так, 14 августа 1958 г. о. Александра вызывали в КГБ по случаю задержания почтой его писем к духовным чадам в Белую Глину и Актюбинск.

7 апреля 1960 г. на Благовещение в возрасте 86 лет скончалась супруга о. Александра – Капитолина Васильевна Макова.

В понедельник на масленице 1961 г. в Чернигове властями был закрыт кафедральный Спасо-Преображенский собор, в связи с чем о. Александр был переведен сверхштатным священником Свято-Троицкого собора одноименного женского монастыря в Чернигове. А уже 25 августа 1961 г. архиепископом Андреем (Сухенко) о. Александр назначен настоятелем древнего пещерного храма святого пророка Илии, приписанного к монастырю. Этот храм, до его закрытия властями в 1930-е гг., являлся центром оппозиционного церковного движения «ИПЦ» на Черниговщине. В годы немецкой оккупации его восстановил сподвижник и единомышленник прп. Лаврентия (Проскуры) – катакомбный «непоминающий» игумен Алипий (Яковенко) из с. Свинь (Ульяновка), где одно время в 1930-е гг. скрывался о. Александр Маков. Однако служить в качестве настоятеля Ильинской церкви о. Александру довелось недолго.

После устранения от кафедры и ареста архиепископа Андрея (Сухенко) существенно изменилось и положение протоиерея А. Макова. 12 января 1962 г. года новым епископом Черниговским и Нежинским был назначен Игнатий (Демченко). Уже в апреле 1962 г. новый архиерей, желая угодить уполномоченному, уволил о. Александра Макова с должности настоятеля Ильинского храма как «пенсионера», хотя во время служения он не получал пенсии. Судя по всему, о. Александру даже не выдали на руки никакого письменного документа о его увольнении. В связи с этим о. Александр вынужден был направить на имя епископа Игнатия запрос от 12 мая с просьбой выдать справку «о причине отстранения моего от исполнения обязанностей настоятеля при храме Святого Пророка Илии». В ответ на письменный запрос о. А. Макова еп. Игнатий наложил лишь краткую резолюцию: «В женских монастырях нет настоятелей, а только священнослужители. Вы освобождены от служения, как пенсионер».

Обращает на себя внимание тот факт, что епископ Игнатий, верноподданно выполняя волю местного уполномоченного относительно увольнения прот. А. Макова, проигнорировал даже рекомендации по этому поводу Патриарха Алексия (Симанского). В архиве Черниговского епархиального управления сохранилось письмо управляющего делами Московской патриархии, викария Патриарха Московского и постоянного члена Священного Синода РПЦ епископа Дмитровского Киприана (Зернова) на имя епископа Черниговского и Нежинского Игнатия от 2 августа 1962 г., в котором сообщалась резолюция Патриарха Алексия:

«Я усматриваю, что увольнение его (прот. А. Макова, – прим. С.Ш.) “как пенсионера” — является необоснованным. Зная протоиерея Макова с его юношеских лет и его настроение как примерного пастыря, и, несмотря на его возраст, еще полного сил и желания продолжать служение Св. Церкви в качестве приходского пастыря, — я нахожу справедливым предложить Преосвященному восстановить протоиерея Макова на его прежнем месте служения».

Однако эта рекомендация патриарха так и не была исполнена епископом Игнатием. Вместо ответа 20 августа 1962 г. Канцелярией Черниговского епархиального управления прот. А. Макову было выдано письменное приглашение обязательно явиться 21 августа к местному уполномоченному по делам РПЦ. Вскоре и сам Ильинский храм был закрыт. По всей видимости, увольнение прот. А. Макова с должности настоятеля этого храма было согласованной частью плана по закрытию храма.

В целом в Черниговской области в результате «хрущевской» антирелигиозной кампании по закрытию действующих храмов образовался значительный процент «незарегистрированных общин», которые стали выпадать из-под контроля как властей, так и епархиального архиерея. Известны случаи, когда среди местного духовенства, возмущенного поведением епископа Игнатия, некоторые из них не только стали на дому совершать несанкционированные богослужения, но и прекратили поминать правящего архиерея.

К числу таких священников принадлежал и прот. А. Маков. О взглядах, которых он придерживался в этот период, свидетельствует его переписка. В одном из своих писем в 1960-е гг. он писал: «Русский народ лишается благословения Божия за топтание Закона Божия, за оставление пути благочестия. Тысячи храмов в стране нашей закрываются и разрушаются; русский православный народ духовно дичает, теряя межу между целомудрием и блудом. Не время уже обличать народ в его отступлении от пути благочестия, бесполезно обличать и священнослужителей в их потворстве страстям народа… Сейчас время скорби и плача, время, подобное тому, как некогда плакал о своем народе великий пророк Иеремия.

Я слушал рассказы о недавних торжествах в Троице-Сергиевой Лавре, что в Загорске под Москвой. Я жил в Лавре четыре года за время учения в Духовной Академии… Но если бы теперь мне пришлось быть на торжествах в этой обители, когда по рассказам богомольцев Божественную литургию совершали одни епископы без священников, – там их не было на торжестве, – я думаю, я бы плакал, а не ликовал. Я бы плакал от осознания, что Русская Православная Церковь, а с нею и народ, родной мне русский, уходят от пути благочестия».

Вот другая запись: «Если в народе утвердится причащение невенчанных, что по существу есть отрицание Таинства Брака и отрицание грехов против Седьмой Заповеди, Русской Православной Церкви грозит опасность оказаться в числе неправославных церквей, церковью, признающей только шесть Таинств».

В 1964 г. новым епископом Черниговским и Нежинским был назначен бывший наместник Киево-Печерской Лавры вл. Нестор (Тугай). Он отличался от прежнего архиерея глубокой религиозностью и аскетизмом и вскоре, 16 января 1965 г., приписал о. Александра Макова сверхштатным священником при оставшейся единственной действующей в Чернигове Воскресенской церкви. Однако и здесь о. Александру не давали служить: по настоянию уполномоченого по делам религий ему разрешили лишь сослужить епископу.

В марте 1969 года на Черниговскую кафедру (1969 – 1973) был переведен еп. Владимир (Сабодан), который с большим почтением относился к о. Александру Макову. Молодой епископ очень любил проповеди о. Александра и часто, когда служил литургию, приглашал его произнести с амвона проповедь. Когда же он уезжал на совместную кафедру в Сумы, то назначал о. Александра возглавлять богослужения в Воскресенской церкви, что вызывало крайнее раздражение местного уполномоченного.

Однако в 1973 г. в Чернигове вновь сменился правящий архиерей. Черниговскую кафедру возглавил новоназначенный еп. Антоний (Вакарик), который, желая наладить добрые отношения с уполномоченным по делам религий, по настоянию последнего опасался иметь контакты с «опальным» и «неблагонадежным» о. Александром. С этого времени о. Александр вновь служил только дома.

Отец Александр Маков, хоть и признавал Патриарха Алексия, однако никогда не осуждал тех из катакомбных истинно-православных христиан (ИПХ), которые по своим убеждениям так и не вступили в общение с иерархами Московского патриархата. Когда в 1975 г. в Гомельской области скончался духовный лидер белорусских «иосифлян» иеромонах Феодор (Рафанович; 1883-1975), то некоторые его духовные чада одно время ездили причащаться в соседний Чернигов к о. Александру Макову, позже некоторые из них стали катакомбными монахинями. Посещали о. Александра и некоторые духовные чада другого «иосифлянского» катакомбного священника иером. Филарета (Метан, + 03.03.1976), имевшего катакомбные общины в Гомельской, Черниговской и Сумской областях.  Имел какое-то общение о. Александр и с пребывавшим на нелегальном положении в Ирпене под Киевом катакомбным архиепископом Антонием (Голынским-Михайловским; ок. 1878 — 1976), который считался в Украинском Экзархате РПЦ пребывающим «на покое», но при этом нелегально окормлял как катакомбных «истинно-православных христиан», не признававших РПЦ МП, так и тех, кто ее признавал.

В 1970-е годы отец Александр говорил: «Этот абсурд – советская власть долго существовать не может, это Вавилонский плен, наказание народа за революцию, за отпадение от веры, за убийства всех невинных. Когда умрет патриарх Пимен, то СССР больше не будет».

Живя в Чернигове, о. Александр одно время служил на дому каждый день, а потом стал служить по средам, пятницам, субботам и воскресеньям. Последние же 15 лет по состоянию здоровья служил только по воскресеньям и праздникам.

Батюшку постоянно навещали представители местной интеллигенции, студенты, молодежь. У него была большая библиотека духовных книг и русских классиков дореволюционного издания, которыми он охотно делился с молодежью[1]. Также он обучал молодых людей основам веры и молитве, церковно-славянскому языку, а иногда и помогал студентам писать контрольные работы. Кроме краснодарских,бузулукских и геленджикских гостей, которые часто приезжали в Чернигов, батюшку навещали многие верующие из Москвы, Киева, Гомеля, а также из Удмуртии, Белоруссии и Кубани.

В ноябре 1977 о. Александр лежал около 2 недель в больнице, в глазном отделении, где встречал и свое 96-тилетие. День рождения он отмечал 26 ноября, на день памяти св. Иоанна Златоуста.

В период правления Ю.Андропова и усиления контроля КГБ, в 1983 г., к сыну о. Александра трижды приходил сотрудник КГБ под видом капитана дальнего плавания, вышедшего в отставку и будто бы хотевшего поближе познакомиться с религией и с батюшкой. О. Александр тогда сказал: «Может быть, мне придется закончить дни в тюрьме». Но после смерти Андропова «капитан» больше не появлялся.

Последние лет 15 о. Александр не ел мяса. После 96 лет он ослеп от катаракты, но при этом продолжал служить нелегально на дому, т.к. богослужение помнил наизусть. Последний раз он самостоятельно служил литургию в своем домовом храме на Крещение 19.01.1985 г. Его часто приезжал исповедовать и причащать о. Петр (Морозов) из Гомельской области.

На 104-м году жизни о. Александр заболел гриппом, который дал осложнение, началось воспаление легких. О. Александр поисповедовался и причастился, благословил всех духовных чад. Воспаление легких осложнилось отеком легких. 17 марта 1985 г., в Крестопоклонную неделю Великого поста, целый день по очереди возле о. Александра дежурили дочь, сын, духовные дети. Дыхание было то лучше, то хуже. Временами батюшка терял сознание, бредил, часто просил пить. Когда наступало улучшение – благодарил и слегка пожимал руку за приятное питье. Невестка Анна Корнеевна последней сидела у кровати о. Александра и подавала ему пить. Все разошлись. Было 22.30. О. Александр лежал на спине и как бы спал.

Вдруг он поднял обе руки вверх, открыл глаза и, улыбаясь, воскликнул: «Господи, да неужели..!». После этого дыхание проявлялось еще три раза, после чего он тихо испустил дух. Проболел о. Александр всего 2 недели.

Отпевали о. Александра в соборном Воскресенском храме по благословению архиепископа Черниговского и Нежинского Антония.

Как уже было сказано, поскольку в эмиграции о. Александра считали погибшим, а потому его имя было внесено в списки новомучеников. Почитание памяти о. Александра было распространено и среди стареньких верующих на Кубани, из уст в уста передававших уже как легенды предания о единственном в городе оставшемся верным православию священнике. Все они тоже были уверены, что он погиб мученической смертью в сталинских концлагерях.

Однако, как мы видим, о. Александр Маков после своей «прижизненной канонизации» прожил еще четыре воистину исповеднических года. Наверное, это беспрецедентный случай, не имеющий аналогов в истории. И вряд-ли можно осуждать за это зарубежных иерархов РПЦЗ. Сегодня, когда с падением коммунистического режима открылись многие засекреченные архивы, а сам факт репрессий против Церкви в СССР стал достоянием гласности, многое из тех событий нам видятся совсем иначе. Однако в 1981 г., когда в РПЦЗ совершалась эта канонизация, все обстояло совершенно по-иному и еще ничто не предвещало скорого падения коммунистического режима. Не имея возможности физически помочь страждущей и гонимой православной пастве за пределами «железного занавеса» в СССР, иерархи РПЦЗ надеялись, что свидетельством о гонениях на веру на Родине и прославлением Собора Святых Новомучеников и Исповедников Российских они тем самым оказывают духовную помощь Церкви на Родине, молитвенно начав обращаться к ее мученикам и исповедникам как к святым с сугубыми прошениями «об избавлении страждущего Отечества от ига безбожныя власти».

Как бы там ни было, жизнь и служение о. Александра Макова свидетельствуют, что он был подлинным исповедником во имя Христово, достойным почитания таковым последующими поколениями православных верующих. Его «прижизненная канонизация» никоим образом не умаляет этого подвига. Наоборот, это лишь подтверждает необходимость церковного засвидетельствования исповеднического подвига о. Александра теперь уже и Церковью на Родине, служению которой он отдал всю свою жизнь, претерпев за это многочисленные страдания и гонения.

С.В. ШУМИЛО,

кандидат исторических наук,

директор Международного института афонского наследия,

научный сотрудник Института истории Украины НАН Украины

Материал опубликован: Шумило С.В. Канонизированный при жизни… Исповедническое служение протоиерея Александра Макова (1881 — 1985) на Кубани и в Чернигове // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2019. Вып. 90. С. 79–114.

(419)