Тема церковно-государственных отношений в советский период на Кубани неоднократно исследовалась российскими и кубанскими историками [1]. Однако большинство проблем, таких как: церковные расколы на Кубани (обновленческий, григорианский, иосифлянское и др. разделения), православные приходы в годы Великой Отечественной войны, повседневная жизнь православного населения Кубани в 50–70-е годы XX в. остаются открытыми для исследователя. В данной статье предпринята попытка на основе новых архивных документов и полевых материалов, записанных в ходе фольклорно-этнографических экспедиций, осветить некоторые аспекты православной церковной жизни на Кубани с 1917 по 1988 гг. В процессе работы обозначились определённые этапы в государственной религиозной политике советского периода.
1918 г. стал первым годом массовых репрессий духовенства и верующих. За короткое время (весну и лето 1918 г.) в Кубанской области большевиками было убито 43 священнослужителя. Во время изъятия церковных ценностей в 1922 г. расстреляно и замучено духовных лиц разного звания: в Екатеринодарской губернии – 69, Черноморской губернии – 37 [2]. Арестованным за веру предъявлялось обвинение по 58-й статье УК РСФСР, в основном пункты 10 и 11 («антисоветская агитация», «контрреволюционная деятельность»). В годы гонений на Церковь каждый приход Кубанской епархии отдал за веру человеческие жертвы из числа священства, казачества, мирян. Из духовенства в лике новомучеников на сегодняшний день канонизировано лишь пять священников, перед арестом служивших на приходах ст. Новотитаровской, Пашковской, Кущёвской, села Молдавского, г. Краснодара. Михаил Лекторский, Григорий Троицкий, Андрей Ковалёв, Григорий Конокотин, Иоанн Яковлев… С каждым годом в результате полевых экспедиций открываются новые имена, подробности мученических смертей, места казней. Многие прихожане со своими священниками собирают ныне материалы о местных мучениках и почитают их (ст. Курджипская, Келермесская, Медвёдовская, Кущёвская, Губская, Елизаветинская и др.) [3].
Очередной удар по православию был нанесён в связи с организованным в 1922 г. и поддержанным советской властью расколом Церкви на «прогрессивную» (обновленческую) и «реакционную» («тихоновскую»). Для ускорения захвата власти обновленцами был образован институт уполномоченных Высшего Церковного Управления при каждой епархии. Они наделялись широкими правами, вплоть до отмены решений епархиальных архиереев.
Таких уполномоченных, располагавших поддержкой государственных учреждений, было разослано по епархиям 56 человек. Они организовывали на местах (из признавших ВЦУ епископов и священников) епархиальные управления, вели ожесточённую борьбу с противниками «Живой Церкви» (обновленцами) [4]. На Северном Кавказе обновленчество занимало прочные позиции. Обновленческие приходы на Кубани (с 1924 по 1945 гг.) возглавляли иерархи: архиепископ Иоанн (Левицкий), архиепископ Михаил (Орлинский), епископ Владимир (Иванов). С 1924 г. Ставрополь был центром Северо-Кавказского митрополитанского округа. Последним обновленческим «митрополитом» перед упразднением в 1935 г. системы митрополитанских округов был Василий (Кожин) [5].
По воспоминаниям старожилов, обновленческие и тихоновские приходы сильно отличались друг от друга. «Служба одинакова, только они старались перевести на русский язык, у них читали по-русски, пели тоже по-русски, а мы ж привыкли к церковно-славянскому. Священники были больше светскими, в костюмах. А тихоновские батюшки в подрясничках, в рясах». В Краснодаре, «в Георгиевском храме, придел святых Маркелла и Марии принадлежал обновленцам, а два других – тихоновцам. У них битком набито, но у них маленький придел. У нас тоже много было» [6]. Матушка Мария Голощапова вспоминает: «Тихоновцы пели тихо, молитвенно, благоговейно, а обновленцы пели громко и радовались, что заглушают их» [7].
В Краснодаре к 1922 г. все церкви, кроме Ильинской, перешли в обновленчество, вместе с ними и большая часть духовенства. Те священнослужители, которые не подписали декларации, подверглись гонениям и арестам. С 1923 г. в Краснодаре православных церквей не стало. «Пока не было православных храмов, – рассказывает Мария Александровна Каневская (Пурлевская), – богослужения совершались в надёжных домах по ночам, под страхом ареста. Такие богослужения «по хаткам» в домах «тихоновцев» приносили молящимся великую радость, укрепляя их веру в Торжество Православия» [8]. Ходатайства православных священников («тихоновцев») в Священном Синоде дали свои результаты: летом 1925 г. верующим был передан Свято-Георгиевский храм. Обновленческое духовенство этого храма принесло покаяние. Это было первое церковное покаяние на Кубани, послужившее примером для многих других. Постепенно увеличивалось число православных приходов. По архивным данным, в 1926 г. на Кубани был 501 приход, из них 453 обновленческих и 48 – «тихоновских» [9]. В 1926 г. благочинным «тихоновских» приходов стал священник протоиерей о. Александр Пурлевский. В 1927 г. появилась необходимость создания отдельной Кубанской епархии; архиепископ Феофил стал её руководителем, но прослужил всего два года.
С рубежа 1928–1929 гг. начали нарастать массовые гонения и репрессии против всех течений Русской православной церкви. Период относительно спокойных контактов с религиозными организациями СССР сменился длительной полосой крайне воинственного, нетерпимого отношения к Церкви. Это было связано с принятием общего курса руководящей группы ЦК РКП(б) во главе со Сталиным на свёртывание НЭПа, насильственную коллективизацию, обострение классовых отношений в городе и деревне. Поскольку Церковь была «инструментом эксплуататорских классов», «охранителем старого», к ней применялись самые жёсткие меры.
С 1928 г. в СССР началась массовая ликвидация приходских храмов «силовым порядком», в том числе и обновленческих. Гонения на религиозные организации в 1930–1938 гг. шли по нарастающей. Разрушались храмы, многие закрывались и обращались в места увеселения (клубы) и свалки нечистот, отдавались под зернохранилища. На Кубани большинство храмов было закрыто после 1933 г. Многие станичники вспоминают, что в голод 1933 г. ещё носили своих покойных в церковь и отпевали, дальше судьба храмов складывалась по-разному.
Жительница ст. Келермесской вспоминает: «В 1934 г. церковь сломали, за станицей из церковных брёвен сараи делали и там свиней выращивали. Церковную ограду мы порастянули, каждый тянул себе, она железная была. После, как разрушили, церкви не було, Бога не було, не верили» [10]. В 1933–1934 гг. власти запретили колокольный звон, с действующих церквей сняли и переплавили колокола, возобновились репрессии на духовенство. В 1937 г., в первый день Троицы был арестован владыка Софроний – последний из Краснодарских владык предвоенного периода, Его предшественник епископ Памфил (Пётр Лясковский) также принял мученическую смерть. С 1937 по 1943 гг. Кубанская кафедра оставалась без правящего епископа.
До немецкой оккупации на территории Краснодарского края функционировало 7 церквей, из них 4 обновленческие, 3 «тихоновские». В Краснодаре действовали одна обновленческая и одна «тихоновская» церкви, помещавшиеся в здании Георгиевского храма [11].
Спустя несколько месяцев после начала войны советское руководство пошло на смягчение жёсткой политики в отношении Церкви. Разрешены общецерковные сборы средств, сняты ограничения на проведение массовых богослужений и церемоний, стали открываться молитвенные здания, расширился выпуск церковной литературы. В сентябре 1941 г. закрылись все антирелигиозные периодические издания, распущен «Союз воинствующих безбожников» [12].
С приходом на Кубань немцев также наблюдалось возрождение церковной жизни. Немецкое командование пыталось показать кубанцам свою лояльность к традиционным ценностям казачества, что выражалось в поощрении открывать храмы, наделять казаков землёй, формировать казачьи отряды. Тем самым демонстрировалось «позитивное будущее» под руководством Германии.
Оккупанты использовали религиозную деятельность в собственных интересах. Наряду с открытием православных приходов немцы возобновили деятельность более 20 сектантских общин (баптистов, иеговистов, евангелистов и т. д.). Документальные источники рассказывают о расхищении церковных предметов и ценностей, насилии по отношению к священству и местному населению накануне изгнания немцев с Кубани [13].
В период оккупации на Кубани было открыто 100 «тихоновских» и 92 обновленческие церкви [14]. В это время особенно обострились раздоры между представителями этих двух течений. В Краснодаре спор шёл по поводу трёх открываемых церквей: Екатерининской, Ильинской, Троицкой. На крупнейший храм города Свято-Екатерининский претендовали обе партии. «С согласия местной комендатуры собор был предоставлен старой церкви, т. к. она имела больше сторонников» [15]. Александр Ильич вспоминал, что во время оккупации «обновленцы из Георгиевского храма ушли в Ильинский, Троицкий собор заняли обновленцы, а Екатерининский собор стал тихоновским, его сумел отстоять архимандрит Серафим» [16]. Немцы не вмешивались в эти раздоры, однако главную ставку в своих мероприятиях брали на «тихоновское» духовенство, т. к. на их стороне была большая часть верующих, но не притесняли и обновленцев.
М.В. Шкаровский пишет, что обновленцев немцы считали «агентами НКВД» и подвергали репрессиям, однако «Кубань и Северный Кавказ были единственным регионом, где их деятельность хоть в каком-то виде допускалась германскими властями» [17]. Известны случаи, когда верующие обновленческих приходов на территории Краснодарского и Ставропольского краёв отказывались от обновленческих священников и, обращаясь к благочинному «сергиевских» церквей, просили назначить к ним священников, признающих патриарха Сергия [18].
Причиной большого количества обновленческих приходов на Кубани, как до войны, так и в период оккупации было то, что большая часть приходов приняла ещё в 20-х годах обновленческую ориентацию, благодаря умелой работе местных деятелей. В таком состоянии они просуществовали до их ликвидации в 1944 г. Особую роль сыграли обновленческие иерархи, обладавшие большим авторитетом и находившиеся рядом со своей паствой. Обновленческий епископ Владимир (Иванов) имел возможность рукополагать в священники, чего были лишены тихоновские приходы, т. к. только в 1943 г., после освобождения Кубани от оккупантов, на кубанской кафедре появился епископ Фотий.
Духовенство и обновленческих, и «тихоновских» храмов все годы войны честно исполняло патриотический долг. Оно звало людей на ратные и трудовые подвиги, собирало средства для раненых воинов, в Фонд обороны и т. д. За 1944 г. в Кубанской епархии патриаршей церковью собрано 600 000 рублей – на танковую колонну им. Александра Невского. Обновленцами на нужды обороны также собрано до 700 000 рублей. В докладе уполномоченного Совета по делам РПЦ при Совете Министров по Краснодарскому краю говорилось: «Сбор средств в обновленческой церкви идёт успешней потому, что епископом Владимиром лучше поставлена организационная работа, он более требователен, и его распоряжения выполняются беспрекословно» [19]. Из отчёта обновленческого епископа Владимира стало известно, что некоторые из подчинённого ему духовенства принимали участие в уборочных работах в колхозах.
Председатель Совета по делам РПЦ при Совнаркоме Г.Г. Карпов, докладывая Молотову о ситуации с обновленческим приходами и иерархами по стране на 1944 г., назвал Краснодарские и Ставропольские края «оплотом обновленчества». В августе 1944 г. в юрисдикции Александра Введенского (первоиерарха обновленческого течения) насчитывалось только 147 приходов, из которых 86 – в Краснодарском крае, 42 – в Ставропольском, и единичные храмы в других регионах СССР [20].
Возросшие в годы войны авторитет, организация, нравственная мощь Московской Патриархии, приём церковных руководителей И.В. Сталиным и удовлетворение их пожеланий, а также избрание Сергия (Страгородского) патриархом способствовали изживанию остатков церковных расколов.
Советская власть не препятствовала распаду обновленческой церкви и переходу её духовенства и приходов в патриаршую «сергиевскую» церковь. Но на Кубани потребовались усилия властей, чтобы подвести черту в этом вопросе. Уполномоченный по делам Русской православной церкви при Совете Министров по Краснодарскому краю писал в Москву: «В связи со специфическими обстоятельствами, сложившимися на Кубани, переход обновленцев в патриаршую Церковь целесообразно провести всей обновленческой епархией в целом, во главе с епископом Владимиром» [21]. В 1944 г. на территории Ильинского храма состоялся всенародный акт покаяния обновленческого епископа со своим духовенством. После этого Владимир Иванов принимает монашеский сан и 25 декабря 1944 г. рукополагается во Епископа Краснодарского и Кубанского с именем Флавиан. На этой кафедре он прослужил до 1949 г. К январю 1944 г. в епархии насчитывалось 12 благочиний, в каждом из которых от 5 до 10–12 приходов [22].
В результате смягчения религиозной политики государства, особенно после 1943 г., Церковь стала открывать новые приходы, пытаясь узаконить их юридически. Это была тяжёлая задача, и успех её напрямую зависел от решения местных органов. Как правило, власть на местах занимала позицию игнорирования просьб верующих, иногда принимая жёсткие формы. Так, в одной из станиц Ильинского района председатель Совета, узнав о намерении двух колхозников открыть церковь, угрожал им применением оружия и исключением из колхоза.
Чтобы зарегистрировать приходскую общину, нужно было правильно оформить документы, направив их в край и горисполкомы. Однако ряд горисполкомов затягивал или вовсе не проверял документы, не отвечая на запросы уполномоченного по делам Русской православной церкви по Краснодарскому краю. По данным на декабрь 1944 г. из 79 районов и 7 городов краевого подчинения церкви были открыты в 68 районах и 6 городах. Из 12 районов, в которых не было действующих церквей, поступило 19 заявлений. В 6 районах было удовлетворено по 1 ходатайству [23].
Ещё одной причиной, препятствовавшей открытию или регистрации уже действующих приходов, было незнание правил и условий оформления документации для регистрации у уполномоченного. Чтобы помочь верующим в этом вопросе, епископом Фотием и благочинными посылались в эти районы священники. Уполномоченный так характеризует деятельность отца Василия Коняхина в г. Геленджике: «Последний провёл всю организационную работу по открытию церкви, и крайисполком был поставлен перед фактом необходимости удовлетворения просьбы верующих, отменив своё первое решение об отклонении ходатайства» [24].
О священнике Бессонове Фёдоре Ивановиче, направленном в приход ст. Тульской, он пишет: «Возбудив ходатайствовать верующих о предоставлении им церковного здания, решение которого затянулось, Бессонов стал бродить по станицам, имея целый мешок церковной утвари и облачений, совершал богослужения, там где нет оформленных общин (ст. Пшехская, село Вечное Белореченского района). Как результат из этих пунктов поступили заявления об открытии молитвенных домов» [25]. Известно, что в это время набирать мощность приходам помогали и другие священники, прошедшие лагеря, где отбывали наказание за исповедание веры (Янкин, Снитковский и др.).
В августе 1945 г., во многом стараниями Г.Г. Карпова, Совет народных комиссаров Союза ССР вынес постановление «о предоставлении церковным органам – Патриархии, епархиальным управлениям, приходским общинам и монастырям юридических прав на приобретение транспортных средств, производство церковной утвари и предметов религиозного культа, продажу этих предметов общинам и верующим, аренду, строительство и покупку собственных домов для церковных надобностей с разрешения уполномоченных Совета в областях, краях и республиках».
Этим же постановлением предложено «органам на местах – обл. (край) исполкомам не препятствовать церковным общинам производить колокольный церковный звон в городах и сёлах, используя имеющиеся колокола, и не препятствовать приобретению их, а также при планировании предусматривать, в пределах возможного, необходимость снабжения стройматериалами приходских общин для ремонта церковных зданий, обусловленного договором с общиной, по представлением уполномоченного Советом по делам РПЦ при СНК СССР» [26].
Основная часть приходов была открыта с 1943 по 1948 гг. С 1949 г. церковные общины стали постепенно вытесняться из их зданий, священники снимались с регистрации. Политика государства по отношению к церкви ещё более ужесточилась с 1958 г. Если в 30-х годах XX в. официально никогда не ставилась цель полного уничтожения религии в стране, то в 60-е годы речь велась уже именно о её искоренении. Разрушение церкви шло изнутри. «Во главе приходов, – рассказывал о. Иоанн, – ставили неверующих старост, бухгалтеров. Их назначала местная власть, а батюшка был как наёмный. Это самый жестокий способ, когда неверующий человек управляет церковью» [27].
Большая часть приходов была закрыта в 1960–1963 гг. К 1 января 1962 г. в Краснодарском крае осталось 140 церквей и молитвенных домов, из их числа в городах и рабочих посёлках – 34 церковные общины, в сельской местности – 106. В целом за два года с регистрации было снято 62 общины [28].
После 1964 г. массовое закрытие религиозных общин, в том числе и православных церквей, было прекращено, но церкви, закрытые в годы хрущёвских гонений, за все 20 «застойных» лет не были возвращены верующим. В связи с массовым оттоком сельского населения в город станичные приходы теряли прихожан и закрывались; возможности для открытия новых приходов в городах, население которых стремительно росло, оставались крайне затруднительными [29]. Начал сказываться острый недостаток в кадрах духовенства. Старшее поколение священников, переживших предвоенное и военное лихолетье, уходило в иной мир. Закрытие духовных школ, сокращение числа воспитанников в оставшихся школах не позволяли восполнять естественную убыль духовенства выпускниками семинарий. Приходилось рукополагать благочестивых мирян, не получивших школьного церковного образования, часто с недостаточным общим образованием.
В годы правления Л.И. Брежнева гонения на Церковь приняли иные формы. Для многих священнослужителей эти годы были одними из самых трудных. Отец Иоанн Кнопов вспоминает: «Хрущёвские гонения были не сильно страшные. Был указ Хрущёва, что «без вины не наказывать». Я участник войны, и меня не исключили из семинарии, отца Козыря тоже не исключили. А Брежнев молчком делал. При Хрущёве закон исполняли: «Отец за сына не в ответе» и наоборот, я и семинарию, и академию окончил. При Хрущёве нам не сильно страшно было, а при Брежневе дали указание архиерею убрать священника и всё» [30].
В 1977 г. епископ Полтавский Феодосий обратился к Л.И. Брежневу с письмом, в котором протестовал против оскорбительных действий многих представителей власти в их обращении с верующими людьми и потребовал прекратить практику регистрации треб, предоставить право архиерею самому решать, сколько нужно рукоположить священников, чтобы обеспечить работу приходов, не препятствовать реставрации церквей и молитвенных домов, освободить Церковь от диктата уполномоченных и т. д. [31].
Если с 1981 по 1986 гг. наблюдалось уменьшение количества приходов, то с 1987 г., впервые после середины 50-х годов, количество их стало возрастать. В 1988 г. их стало более тысячи, в 1989 г. число православных приходов в стране приблизилось к десяти тысячам [32].
Политика советского государства по отношению к церкви имела волнообразный характер, что влияло на развитие церковной жизни православных на Кубани.
Выявляется несколько периодов:
1) 1918–1940 гг.
2) 1941–1958 гг., который делится на 2 этапа, первый с 1941 по 1948 гг., когда происходит активное открытие храмов по всей стране, второй с 1948–1958 гг., когда открытие храмов запрещалось, некоторые закрывались, но положение церкви было стабильным.
3) 1958–1964 гг. – период, связанный с приходом к власти Н.С. Хрущёва. Политика государства по отношению к Церкви меняется, принимает жёсткие формы.
4) 1964–1987 гг. – период новых гонений на Церковь.
Несмотря на изощрённые способы воздействия власти на Церковь и её служителей, с целью их уничтожения (провоцированные расколы, репрессии священства и мирян, уничтожение храмов, икон, святых источников), она выжила, возродилась и продолжает свою миссию.
Список использованных источников
1. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущёве. – М., 2000; Одинцов М.И. Власть и религия в годы войны. – М., 2005; Шишкин Е.Н Кавказский священноисповедник митрополит Антоний (Романовский): жизнеописание. – Ставрополь, 2006; Беликова Н.Ю. Православная Церковь и государство на Юге России (конец XIX – первая треть XX в.). – Краснодар, 2004; Рожков А.Ю. Обновленцы и мученики // Дело мира и любви. Очерки истории и культуры православия на Кубани. – Краснодар, 2009.; Кринко Е.Ф. Православная Церковь на Кубани в годы Великой Отечественной войны // Дело мира и любви. Очерки истории и культуры православия на Кубани. – Краснодар, 2009; Бабич А.В., Рыбко С.Н. Православные приходы Советской Кубани // Дело мира и любви. Очерки истории и культуры православия на Кубани. – Краснодар, 2009; Суворова Н.Н. Молитва за Отечество // Родная Кубань. – 2005. № 1. С. 3–8.
2. Рожков А.Ю. Обновленцы и мученики // Дело мира и любви. Очерки истории и культуры православия на Кубани. – Краснодар, 2009.
3. Полевые материалы, хранящиеся в фондах НИЦ ТК, полевой дневник автора.
4. Шкаровский М.В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века // Учёные записки. Вып. 6. Церковная история XX века и обновленческая смута. – М., 2000. С. 16–17.
5. Шишкин Е.Н Кавказский священноисповедник митрополит Антоний (Романовский): жизнеописание. – Ставрополь, 2006. С. 180.
6. Полевой дневник автора.
7. Православный голос Кубани. – 1997. № 11(83). Л. 5.
8. Там же.
9. ГАКК. Ф. Р-1519. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.
10. ПМ КФЭЭ-2006. АК № 3573. ст. Келермесская. Гиагинский район. Инф. Кастырина Анастасия Петровна (1920 г. р.). Иссл. Рыбко С.Н.
11. ГАКК. Ф. Р-1519. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.
12. Кринко Е.Ф. Православная Церковь на Кубани в годы Великой Отечественной войны // Дело мира и любви. Очерки истории и культуры православия на Кубани. – Краснодар, 2000. С. 145.
13. Кубань в годы Великой Отечественной войны. (1941–1945 гг.). Кн. II. Ч. I. – Краснодар, 2003. С. 31.
14. ГАКК. Ф. Р-1519. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.
15. Одинцов М.И. Власть и религия в годы войны. – М., 2005. С. 269.
16. Православный голос Кубани. – 2005. № 5(174). Л. 9.
17. Шкаровский М.В Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущёве. – М., 2000. С. 168.
18. Одинцов М.И. Указ. соч. С. 322.
19. ГАКК. Ф. Р-1519. Оп. 1. Д. 3. Л. 4.
20. Одинцов М.И. Указ. соч. С. 155.
21. ГАКК. Ф. Р-1519. Оп. 1. Д. 3.
22. Там же.
23. ГАКК. Ф. Р-1519. Оп. 1. Д. 3. Л. 35.
24. Там же. Л. 25.
25. Там же.
26. Одинцов М.И. Указ. соч. С. 101–102.
27. Полевой дневник автора.
28. Бабич А.В., Рыбко С.Н. Православные приходы советской Кубани // Дело мира и любви. Очерки истории и культуры православия на Кубани. – Краснодар, 2000. С. 166.
29. Цыпин Владислав, протоиерей. История Русской Православной Церкви (1917–1990). –М., 1994. С. 165.
30. Запись 2004 г. Краснодар. ак № 3190. Инф. Кнопов отец Иоанн (1922 г. р. ). Иссл. Рыбко С.Н.
31. Цыпин Владислав, протоиерей. Указ. соч. С. 189.
32. Там же. С. 192.
РЫБКО С.Н.
Материал опубликован: Рыбко С.Н. Развитие православной церковной жизни на Кубани в советский период. К вопросу о церковно-государственных отношениях // Научное наследие Федора Андреевича Щербины и современность: сборник материалов материалов XIII научно- практической конференции «Научное наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность», г. Краснодар, 22 февраля 2013 г. – Краснодар: ИМСИТ, 2013. – С. 238-247.
(1097)
