Активность православного населения Кубани оказывала значительное влияние на укрепление и развитие приходской жизни в послевоенный период. Прихожане стремились к открытию новых и новых молитвенных домов, причем нередко даже в небольших населенных пунктах (хуторах, поселках), что отнюдь не приветствовалось органами власти, старавшимися ограничить расширение влияние церкви в крае. Активными ходатаями от имени православных общин выступали представители различных слоев населения, но в основном это были преимущественно люди средних, а то и преклонных лет, или же бывшие насельницы монастырей, разгромленных ещё в 1920-е годы. Так, например, ходатаем об открытии молитвенного дома в хут. Упорном Павловского района выступал Вирченко Петр Лукич, 72 лет, по профессии плотник; в пос. Адлер — Ратушняя Домна Самойловна, 56 лет; в ст. Восточной Ладожского района — Бурыко Степан Петрович; в ст. Ирклиевской Гражданского района — Цап А.А., монашествующая, и многие другие. Всего с апреля 1943 г. по июль 1946 г. был отказано в открытии православным общинам в 63 населенных пунктах, по следующим причинам: из-за близости действующих общин – 8; из-за отсутствия культового здания – 26; из-за малочисленности общины – 14; из-за невозможности освобождения здания церкви – 14; из-за разрушенного состояния церкви – 1.
В особенности же прихожане православных храмов Кубани стремились к тому, чтобы молитвенные здания, закрытые во время антирелигиозного угара 1930-х годов, и вновь занятые, обустроенные и восстановленные на собственные средства ими в период гитлеровской оккупации, были, теперь уже официально, переданы им для проведения богослужений и окормления верующих, что, к сожалению, не всегда находило отклик со стороны властей, старавшихся предоставить эти помещения под культурные или образовательные центры – клубы, кинотеатры, школы и др., а молитвенные дома перенести подальше – на окраины. Так, например, происходило в сел. Гулькевичи одноименного района и ст. Новопетровской Павловского района, в связи с чем, уполномоченный Кириллов даже был вынужден в сентябре 1945 г. выехать на место с предложением перенести церковь в другое здание, и выслушал со стороны верующих «бурные заявления» о том, «что церковь для них – единственное утешение, что здание церкви построено обществом верующих и она принадлежит только им». Отказываясь перейти в другое помещение, где-то на окраине, они утверждали, «что если есть такой закон, пусть отбирают церковь, выбрасывают имущество, но они будут жаловаться в Москву». На стороне станичных прихожан оказались молодежь и инвалиды Великой Отечественной войны, утверждавшие, что отбирать церковь у верующих не следует, а они, т.е. молодежь, и сами не против посещения храма и даже хотят здесь венчаться.
Не менее активно выступали против переезда в другое здание и жители села Гулькевичи, где одна из верующих подошла к уполномоченному и прямо сказала: «Церковь мы не освободим, а мой сын, который служит в армии капитаном, писал мне, что церкви больше отнимать не имеют права, и что у них в части был священник, который ходил в атаку с крестом в руках!». Несмотря на то, что слова эти не могли соответствовать действительности, из них все же следует, что настроения в народе по отношению к православной вере и церкви были не просто благожелательными, а восторженными. Более того, вполне вероятно, что в памяти людей старшего поколения невольно всплывали события той, давно минувшей и уже почти забытой войны, когда православные иереи, с крестом в руках, вместе с полковыми командирами, действительно шли в атаку, ободряя воинов Русской Императорской армии и поднимая их боевой дух.
Анализируя данную ситуацию, уполномоченный приводит для примера слова председателя одного из райисполкомов, который отмечал, что если раньше, т.е. до начала Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., старики практически не имели никакого влияния на молодежь, так как авторитетом тогда считались люди среднего возраста, то теперь, именно они, люди старшего поколения, когда-то жившие в царской России и помнившие «старое время», вдруг приобрели вес в глазах молодежи.
В то же время бывали случаи, когда местные власти пытались откровенно незаконным способом лишить верующих честно приобретенного ими имущества, что, в свою очередь, пресекалось властью Уполномоченного. Так, например, в мае 1943 г. церковный совет Рождество-Богородицкого молитвенного дома в ст. Троицкой Славянского района купил жилой дом, оказавшийся по своим размерам недостаточным для проведения богослужений. В этом же году община произвела обмен домами с артелью инвалидов, доплатив ей за полученное по обмену здание 25 000 рублей. В ноябре 1944 г., по настоянию сменившегося руководства артели, договор об обмене домами был расторгнут, о чем было составлено соглашение, по которому артель обязывалась вернуть церковному совету ранее полученные от общины деньги. Не выполнив условий соглашения (т.е. не вернув денег), руководство артели, вместе с председателем станичного исполкома и участковым милиционером, в июне 1945 г. «насильно произвели освобождение занимаемого верующими помещения, выбросив из него все культовое имущество» и уже собирались закрыть эту общину. Тогда Уполномоченный доложил руководству Краснодарского крайисполкома о незаконных действиях Славянского райисполкома, на что из крайисполкома поступило следующее указание: «В связи с жалобой общины верующих ст. Троицкой на незаконные действия местных советских органов, выразившихся в изъятии помещения молитвенного дома и оскорблении религиозных чувств верующих, крайисполком разъяснил, что указанные действия являются незаконными и подрывают авторитет местных органов советской власти», а намерение исполкома ликвидировать православную общину является политически неверным и незаконным, так как закрытие зарегистрированных церквей и молитвенных домов без разрешения Совета по делам русской православной церкви при СНК СССР запрещено Постановлением Совнаркома Союза ССР от 1/XII-44 г. (№ 1643-436-с).
В ответ на указание Славянский райисполком сообщил, что меры приняты и молитвенный дом возвращен общине верующих.
Нечто подобное произошло и в Св.-Успенском приходе села Высокого Адлерского района, где накануне прибытия нового настоятеля (9 октября 1945 г.) председатель колхоза заявил, что здание церкви необходимо колхозу для склада хлеба, а сторожку он собирается передать колхознице.
Когда же члены вполне официально зарегистрированного церковного совета стали возражать ему, председатель стал угрожать, что отберет земельный надел у тех, кто будет стоять за церковь, а затем добавил: «если священник и придет, то лишь на время. Мы выявляем тех, кто стоит за церковь, чтобы потом их устранить».
По словам Уполномоченного, «угроза подействовала на верующих угнетающе». Однако справедливость была восстановлена и райисполком вернул здание церкви верующим… [1].
На фоне этих событий в Краснодарском крае широко развернулся процесс возрождения Кубанской епархии, начатый еще в 1942-1943 гг., т.е. в период временной оккупации края гитлеровцами. Одним из важнейших показателей активности верующих в рассматриваемый период было посещение храмов и молитвенных домов. Несмотря на общий приток молящихся, процесс этот проходил волнообразно: в одних местах посещение храмов увеличивалось, в других несколько уменьшалось. Так, благочинный Кущевского округа, священник Серебряков, отмечал, что после окончания войны посещаемость храмов его благочиния снизилась до 25%; снижение волны религиозного подъема подтверждали настоятель Св.-Покровского молитвенного дома ст. Старотитаровской священник Кондратов и благочинный Ейского округа священник Сильверстов. В частности благочинный Ейского округа в отчете за 1945 год сообщал следующее: «из докладов отцов-настоятелей видно, что посещаемость церковных служб верующих слаба. Посещают в большинстве случаев старики, старушки, подростки и дети. Но сдвиг к лучшему заметен, ибо в большие праздники бывает много молодежи, которая исповедуется и принимает св. таинства». Из этого сообщения видно, что если в обычные дни посещаемость верующими храмов и уменьшалось, то в праздники она все же оставалась довольно высокой. Так, посещение храмов на Пасху в 1945 г. составило: в Краснодаре — 15500 чел., в г. Майкопе — 5000 чел., в г. Армавире — 7500, что в общей сложности составило 12% от общего числа населения; в Тихорецком районе 6900 чел, в Каневском – 3100 чел., в Кагановичском – 3400, В Кавказском – 7000, в Гиагинском – 6000 чел., в Ивановском – 5500 (26% от общего количества населения).
Увеличение притока верующих отмечали и священники других благочиний. Так, настоятель Вознесенской церкви ст. Тимашевской священник Коробчанский, в годовом отчете епископу за 1945 год, сообщал: «…приход в общем религиозный, заметно тяготение к храму молодежи, посещаемость увеличивается». В аналогичном отчете настоятель Св.-Успенской церкви гор. Тихорецка священник Ручковский отмечал: «В воскресенье молящихся в храме бывает до 300 человек и более, а в двунадесятые праздники он переполнен до отказа. Среди молящихся много молодежи и детей. В Святую Четыредесятницу говеющих было до 4000 человек, не считая детей… Приток молящихся особенно заметен по окончании войны, когда храм стали посещать и военные, прибывшие в отпуск, а также и демобилизованные, которым, по их просьбе, нередко приходится служить благодарственный молебен». О том, что конец войны не уменьшил посещаемость храмов, а даже увеличил тягу к церкви, свидетельствовали также настоятель церкви гор. Новороссийска священник Беляев и настоятель Успенского молитвенного дома с. Красногвардейского Отрадненского района священник Останин.
Такая же картина наблюдалась и в следующем 1946 году. В Николаевской церкви ст. Приморско-Ахтарской в обыкновенные дни собиралось до 150 чел., в двунадесятые и престольные праздники – до 1000 чел., на Пасху – 1200 чел. Даже в относительно небольшом молитвенном доме в ст. Бородинской в обыкновенные дни – до 25 чел., в двунадесятые праздники – 200 чел., в престольные праздники – 500 чел.; на Пасху – 700 чел. Большинство молитвенных домов было малопоместительными, и если они вполне естественно, наполнялись молящимися в обычные дни, то можно представить себе, что происходило в праздники и на Пасху. В этом случае верующие заполняли не только помещения храмов (молитвенных домов), но и пространство за их пределами. Благочинный священник Беневольский отмечал, что «…нужно иметь большую силу веры и жажду религиозных переживаний, чтобы в течение нескольких часов простоять в спрессованном состоянии при неимоверной духоте, обливаясь потом. Можно себе представить, что происходило в храме, даже по окончании службы, когда осталось желающих причащаться около 2000 человек при предельной вместимости молитвенного дома в 200-300 человек». О посещении прихода в г. Тихорецке в 1946 году весьма красноречиво сообщал его настоятель: «…Религиозная настроенность верующих проявляется в том, что к храму они относятся с большой любовью, стараясь посетить его в воскресные и праздничные дни, когда молящихся бывает от 300 до 500 человек, не считая таких великих праздников, как Рождество, Богоявление и св. Пасха, когда храм, вмещающий до 1000 человек, бывает переполнен до отказа.
Мало того, верующие охотно жертвуют на нужды храма не только деньги, но и вещи, в виде: скатертей, полотенец и т.д. Христианский долг исповеди и св. причастия выполнялся большинством так, в Святую Четыредесятницу говеющих было более 5000 человек, включая не только стариков и старух, но и лиц среднего возраста и детей — подростков с 7 лет и старше, говеющих было более 200 человек, в большинстве своем рабочие и служащие.
Приток молящихся, по сравнению с военным временем заметно увеличился, так как среди молящихся много бывает демобилизованных. Верующие строго соблюдают все обряды православной церкви. Так, новорожденных младенцев приносят в храм для совершения крещения. Не единичны случаи, когда родители приводят своих детей подростков до 7-ми летнего возраста и старше для крещения. Умершие не предаются земле без христианского погребения».
Аналогичные сведения имелись и по другим районам.
Посещение верующими храмов на Пасху в 1946 году было чрезвычайно большим и по отзыву священников старожилов, например, города Краснодара, было не менее чем в дореволюционное время.
Еще одним показателем активности верующих являлось количество исполненных треб и обрядов. По неполным данным, приведенным Уполномоченным по 210 церквям и молитвенным домам, в 1945 году епархиальным духовенством было произведено всего 16.262 крещения, из них: новорожденных – 10.199 (34% от общего количества родившихся), церковных браков заключено – 1537 (9,5% от общего количества зарегистрированных в крае), погребений по православному обряду – 6112 (31,5% от общего количества погребений). Произведенной выборкой и сравнением количества совершенных таинств – браков, крещений и погребений за 1-е полугодие 1946 года с первым полугодием 1945 года видно, что количество браков, совершенных в первом полугодии 1946 г. составляет 251%, крещений 148%, погребений 188%. Вместе с этим возросла и доходность приходов. Собранные средства шли на ремонт и украшение храмов и молитвенных домов. Так, на ремонт Екатерининского собора в г. Краснодаре затрачена сумма размером около 500.000 руб.; отремонтировали Троицкая церковь, произведя там художественную роспись стен [2].
Из вышеприведенных фактов можно сделать выводы о том, что в послевоенный период более трети населения Кубани весьма активно приобщалось к церковной жизни, посещало богослужения и участвовало в таинствах Русской Православной Церкви, а советская власть, пытаясь в определенной степени ограничить и даже притормозить этот процесс, в то же время, не только способствовала организационному укреплению Кубанской епархии но и вела борьбу со злоупотреблениями властных структур на местах.
А.В. БАБИЧ,
заместитель начальника отдела информационно-поисковых систем и архивных документов
Государственного архива Краснодарского края
Примечания:
- Государственное казенное учреждение Краснодарского края «Государственный архив Краснодарского края» (далее ГАКК). Ф. Р-1519. Оп. 1. Д. 13. Л. 37-40; Д. 28. Л. 62-63.
- ГАКК. Ф. Р-1519. Оп. 1. Д. 28. Л. 2, 3, 4, 5, 6, 64-70.
Материал опубликован:
(103)
